Введение

После брексита существенно возросло влияние фактора США во внешней политике Соединённого Королевства. Спустя почти три года после выхода из ЕС (и почти 7 лет после исторического референдума о членстве в Евросоюзе) у британского истеблишмента и разработчиков внешнеполитической стратегии по-прежнему сохраняются озабоченности, что утрата традиционной роли «трансатлантического моста» сделает Британию менее «полезной» для Вашингтона¹. Вместе с тем, отвечая на вопрос, в какой степени брексит трансформировал международную роль Лондона на мировой арене, представляется крайне актуальным понять, как с учётом нового статуса страна может воздействовать на мирополитические процессы и какую роль в этом занимает связка с Вашингтоном.

С другой стороны, в двусторонних отношениях постепенно накапливался и определённый потенциал для отчуждения. Суэцкий кризис 1956 г. показал, что Британия не может выступать на международной арене в качестве самостоятельного центра силы без координации с Вашингтоном. Все последующие администрации США «настороженно воспринимали любые имперские инициативы Лондона»². Именно поэтому интересам США соответствовал начавшийся процесс деколонизации в Британской империи. Вашингтон, однако, выступал за максимально широкое военное присутствие Лондона в различных регионах мира, что могло обеспечить (в случае необходимости) военную помощь США в условиях биполярного противостояния. В силу экономических трудностей 1960-х годов Британия была вынуждена объявить о значительном сокращении военных расходов и об уходе из региона «к Востоку от Суэца», что, в свою очередь, снижало значимость Лондона (в терминах realpolitik) для заокеанского партнёра.

С приходом консервативного правительства Д. Кэмерона Лондон на некоторое время попытался дистанцироваться от США, представляя себя близким партнёром, «но не вассалом» Белого дома. Однако выход из Европейского Союза вновь привёл к пересмотру не только британской внешней политики, но и смыслового наполнения «особых отношений»³.

Место США в стратегии «Глобальной Британии»

С момента оформления концептуальных основ новой внешней политики «Глобальной Британии» Лондон воспринимает себя в новом политическом и стратегическом статусе⁴. Одновременно с этим разбалансировка системы международных отношений, сформированной после окончания холодной войны, создаёт не только вызовы, но и возможности для новой международной роли.

Лондон позиционирует себя как европейская страна, которая придерживается особого исторического пути и собственной идентичности с опорой на англосаксонский мир⁵. Основной акцент сделан на ценностно-идеологическом и военно-стратегическом компонентах включения в мирополитические процессы для сохранения принципов неолиберального миропорядка.

Сегодня у сменяющихся консервативных британских правительств⁶ и демократической администрации США во многом совпадают представления о том, какими должны быть международные отношения в XXI веке – сохранение американоцентричной системы международных отношений, поддержание неформальных альянсов для обеспечения «порядка, основанного на правилах», острая конкуренция глобальных центров силы. В Комплексном обзоре стратегии национальной безопасности Великобритании (2021 г.) сделан акцент на глобальном лидерстве США как «экономической, военной, дипломатической супердержавы»⁷. Особенностью политики двух стран является продвижение тезиса о естественном сближении «демократий», которые совместно могут противостоять авторитарным странам (России, Китаю и пр.).

Крупные международные саммиты в 2021 г. позволили Британии продемонстрировать единство взглядов на мировую политику, например, саммит Группы семи в Великобритании, чему предшествовало подписание новой Атлантической хартии с США⁸. В этом документе стороны предприняли попытку сформулировать новые императивы для современного миропорядка. Лондон продемонстрировал в очередной раз своё привилегированное положение «особого партнёра» и потенциал влиять в тандеме с Вашингтоном на современное мироустройство.

В 2022 г. саммит Североатлантического альянса в Мадриде стал иллюстрацией общего подхода Лондона и евроатлантического сообщества к таким понятиям, как «глобальная НАТО», включение в альянс новых членов (Финляндии и Швеции), противодействие «российской» и «китайской угрозам». Схожесть концептуального подхода подчёркивают и формулировки стратегической концепции НАТО-2022⁹, которые по своей тональности и классификации угроз совпадают с Комплексным обзором безопасности, обороны, развития и внешней политики Соединённого Королевства.

Дискурс Британии о «российской угрозе» прошёл определённую эволюцию за последнее десятилетие: от обозначения России как страны, «угрожающей порядку, основанному на правилах», «страны-агрессора», «страны-террориста» до «страны-изгоя» (rogue state)¹⁰. Такую характеристику Москве дал новый премьер-министр Британии Риши Сунак накануне саммите Группы двадцати в Индонезии в ноябре 2022 года.

Британо-американские отношения и новая архитектура международной безопасности

После выхода из ЕС Британия стремится, с одной стороны, проявить свою самостоятельность, с другой – продемонстрировать, что в тандеме с Вашингтоном она становится ценнейшим союзником для выстраивания новой конструкции безопасности на евроатлантическом и индо-тихоокеанском направлениях.

Второе крупнейшее направление политики «Глобальной Британии» – «поворот в Индо-Тихоокеанский регион» (своеобразное возвращение политики «к Востоку от Суэца») предполагает, среди прочего, усиление военного присутствия на широком пространстве Индийского и Тихого океанов, что вписывается в американские планы стратегического противодействия Пекину. Одна из задач Лондона, помимо торгово-инвестиционного и технологического обеспечения собственных экономических интересов в регионе, – позиционирование в качестве надёжного военно-политического союзника Вашингтона. Об этой цели Лондона свидетельствуют участившиеся военные учения в регионе с ближайшими союзниками – США, Австралией, Японией и пр.¹¹

Геостратегические интересы Британии, в свою очередь, состоят в том, чтобы через новые форматы отношений с союзниками, опираясь на поддержку Вашингтона, представить себя мостом между Евроатлантическим и Индо-Тихоокеанским регионами. Военно-политический союз Австралии, Британии и США – АУКУС (AUKUS) наглядно свидетельствует об актуальности такого подхода для «особых отношений» двух стран. Вовлечение в поддержку Украины и стран – союзников по англосаксонскому миру (Австралии), например, проведение тройственных учений с Вашингтоном и Канберрой по противодействию российской военной угрозе в Европе, подтверждает стремление Лондона продемонстрировать своё положение привилегированного военно-политического союзника США¹².

Вызовы двусторонних отношений

Внутриполитический кризис в Великобритании и, как следствие, частая смена правящих кабинетов не позволяют сегодня говорить о формировании устойчивого личного тандема в рамках «особых отношений». Дж. Байден настороженно относился к Б. Джонсону как «британскому Трампу». Не более дружелюбным он был и в отношении Лиз Трасс, которая не только считалась преемницей предыдущего премьер-министра, но и инициатором изменения национального законодательства, позволяющего отменить Североирландский протокол. Для американского президента, который неоднократно подчёркивал свою ирландскую идентичность, вопрос соблюдения Договора Страстной пятницы 1998 г. (Белфастское соглашение – Belfast Agreement) представляется принципиальным. Лиз Трасс, в свою очередь, подчёркивала, что «отношения двух стран особые, но не эксклюзивные». Дж. Байден после отставки Л. Трасс, отзывался о её внутриэкономическом курсе как «ошибочном».

Новый премьер-министр Р. Сунак ещё во время предвыборной кампании заявлял: «Я жил и работал в США и считаю, что это говорит о том, что я лучший кандидат на должность лидера Консервативной партии»¹³. Связи британского премьер-министра с американскими бизнес-кругами, однако, не являются маркером того, что он сможет выстроить длительные особые связи с Дж. Байденом. На это есть несколько причин, в том числе неустойчивая внутриполитическая ситуация в Британии, разобщённость Консервативной партии, а также близость следующих всеобщих выборов (не позднее января 2025 г.), на которых победа тори неочевидна.

В британских академических и политических кругах по-прежнему существуют опасения, что роль Британии вторична по отношению к американской внешней стратегии, а вывод войск из Афганистана показал, что заокеанский партнёр склонен к односторонним решениям. Соответственно связка с Вашингтоном не всегда обеспечивает Лондону лидерские позиции¹⁴.

При администрации президента-демократа британо-американская торговая сделка, которая представлялась при Д. Трампе как главное завоевание брексита, перестала быть актуальной темой двусторонней повестки. «Особое партнёрство» между странами позиционируется британскими политическими стратегами, в первую очередь, как компенсация потери влияния на процессы внутри Европейского Союза.

«Золотая эра» британо-китайских отношений, курс на которую с 2015 г. взяло правительство Д. Кэмерона, после брексита была пересмотрена. С 2018 г. отношения Лондона и Пекина стремительно ухудшались. Однако внутри Консервативной партии по-прежнему присутствуют две точки зрения на торгово-инвестиционное сотрудничество с Китаем. В ходе саммита Группы двадцати в Индонезии Р. Сунак прояснил свою позицию. Он полагает, что нет оснований квалифицировать Китай как «угрозу», а необходимо считать его «системным конкурентом», что отражено в британской стратегии безопасности. Р. Сунак призвал не игнорировать Пекин как ключевого экономического и политического игрока¹⁵.

Вместе с тем ещё в 2020 г. под давлением США Британия приняла решение полностью исключить (к 2027 г.) технологического гиганта «Хуавэй» (Huawei) из проектов по созданию мобильных сетей пятого поколения в стране. Однако в самом Соединённом Королевстве по-прежнему продолжаются дискуссии о значении для британской экономики китайских инвестиций, которые предполагается привлекать в проекты, не связанные со стратегически важной инфраструктурой¹⁶.

Примечательно, что летом 2021 г. британский производитель чипов Newport Wafer Fab перешёл в собственность нидерландской компании Nixperia (дочернему предприятию китайского концерна Wingtech Technologies), после чего завод разорвал все контракты с американскими фирмами, что создало затруднения для автомобильной промышленности США. В апреле 2022 г. американские конгрессмены обратились к Байдену с требованием проверить безопасность британских инвестиций в американские компании, если британское правительство не пересмотрит покупку Китаем завода по производству микрочипов в Уэльсе¹⁷. В мае британское правительство на основании нового закона «О национальной безопасности и инвестициях» (National Security and Investment Act), который вступил в силу в Британии в январе 2022 г. и даёт правительству полномочия замораживать/контролировать транзакции по покупке долей в британских предприятиях или сделки по поглощению в целях обеспечения национальной безопасности в 17 приоритетных секторах экономики, начало проверку сделки на предмет соответствия национальным интересам. В ноябре 2022 г. новый премьер-министр Р. Сунак под давлением антикитайского лобби во фракции Консервативной партии и с целью подтвердить лояльность заокеанскому партнёру принял решение об отмене сделки, поскольку она может «нести угрозу национальной безопасности». По решению британского Кабинета Nixperia должна сократить долю в предприятии Newport Wafer Fab до 14%.

Заключение

Важнейшим элементом стратегии внешней политики Британии на данном этапе остаётся связка с Вашингтоном и синхронизация внешнеполитических целей двух стран (political alignment) в вопросах обеспечения безопасности в приоритетных регионах Евроатлантики и Индо-Пацифики. Акцентируя новую самостоятельную роль на мировой арене, Лондон опирается, в первую очередь, на связи в «англосфере» и «особые отношения» с Вашингтоном. Представляя себя полезным и важным союзником США в вопросах сохранения прежних контуров американоцентричного миропорядка, Лондон обеспечивает себе статус игрока с глобальным значением.