Как отмечали российские исследователи В.Н. Конышев и А.А. Сергунин, Стратегия национальной безопасности 2010 г. представляла собой попытку сделать более привлекательной для партнёров США идею американского лидерства¹. В самом документе прослеживалось несколько ключевых идей: примат «умной силы» над «жёсткой силой», отказ от неоконсервативного унилатералистского подхода времён администрации Дж. Буша-младшего, а также выделение особой роли международного сотрудничества и кооперации с региональными центрами силы в разрешении проблем глобального характера². Стратегия 2015 года стала продолжением предыдущей, адаптированной под новые угрозы и факторы, повлёкшие за собой изменения в различных регионах мира (в первую очередь, на Ближнем Востоке). Особое внимание в ней также уделялось роли американского лидерства, вопросам глобального изменения климата и особым интересам США в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). На фоне разногласий вокруг статуса Крыма и конфликта на Украине изменился и подход американской администрации к России: в документе применялись такие определения, как «вводящая в заблуждение пропаганда» и «российская агрессия»³.

Стратегия национальной безопасности 2017 г. настолько же радикально отличается от стратегии 2015 г., насколько стратегия 2010 г. отличалась от аналогичного документа 2006 г. Новый доктринальный документ зиждется на предложенной президентом Д. Трампом внешнеполитической концепции «Америка прежде всего» (America First). Ознакомление даже с оглавлением документа позволяет понять, что большинство предвыборных обещаний, данных Д. Трампом в 2016 г., нашли своё отражение в стратегии. Так, отдельные её разделы посвящены защите границ американского государства и нелегальной иммиграции, защите американского образа жизни, построению честных и взаимовыгодных торговых отношений с другими государствами мира. Во вступительной части документа, следующей за предисловием от лица президента, содержится утверждение, отсутствующее в четырёх предыдущих документах: «Это стратегия принципиального реализма, которая руководствуется результатами, а не идеологией»⁴. В то же время в стратегии зафиксировано, что Россия и Китай пытаются ослабить безопасность США и встать на пути процветания американского государства, а страдающие под гнётом тирании страны находят вдохновение в приверженности США демократии и свободе. В целом, однако, теме безусловного американского лидерства в стратегии Трампа уделяется меньше внимания, чем уделялось в стратегии Обамы. Более того, документ 2017 г. признаёт, что «американский образ жизни не может быть навязан» другим странам⁵.

Россия рассматривается в качестве ключевой угрозы безопасности в Европе. Подход к РФ в стратегии Трампа носит ярко выраженный антагонистический характер. Стратегия национальной безопасности воспринимает РФ как ревизионистскую силу, вмешивающуюся во внутреннюю политику других стран и расширяющую своё влияние на региональном и глобальном уровнях. Соответственно, администрация ставит своей целью укрепление обороноспособности европейских союзников и подтверждает свою приверженность статье 5 Североатлантического договора 1949 г., обязывающей страны – члены НАТО трактовать нападение на одну из стран блока как нападение на всех членов организации. Указывается и желание США зафиксировать имплементацию не имеющего юридической силы обязательства, взятого на себя странами – членами военного блока на саммите в Уэльсе в 2014 г. (стремиться к поддержанию оборонных расходов на уровне 2% своего ВВП)⁷.

Следующий за Стратегией национальной безопасности ключевой доктринальный документ был опубликован через месяц. Академическому сообществу доступна лишь рассекреченная сжатая версия Национальной оборонной стратегии 2018 года. Документ был обновлён впервые за шесть лет и, как заявил заместитель помощника министра обороны США по вопросам стратегии и военного строительства Элбридж Колби, не содержит угроз суверенитету России⁸.

В 11-страничном обобщении Национальной оборонной стратегии 2018 г. содержатся положения, демонстрирующие фундаментальную трансформацию в подходе США к таким странам, как РФ и КНР. Вступление от лица бывшего министра обороны Джеймса Мэттиса фиксирует наиболее волатильный и сложный за последние годы характер среды безопасности⁹. Важнейшим фактором, влияющим на национальную безопасность США признаётся не международный терроризм, а стратегическое соперничество великих держав. Обветшание мирового порядка, сложившегося после окончания Второй мировой войны и изменяющийся характер войны, обусловленный развитием современных технологий, способствуют изменению стратегической среды, утверждается в доктринальном документе. Кроме того, документ предполагает совмещение предсказуемости оборонной политики на стратегическом уровне с непредсказуемостью на оперативном уровне.

Что касается «Обзора противоракетной обороны 2019» («Обзор ПРО-2019»), опубликованного под руководством и.о. министра обороны США Патрика Шанахана, то его радикальное отличие от предыдущего (эпохи президентства Барака Обамы) заключено в самом названии, из которого исчезло слово баллистический (ballistic). Министерство обороны США объясняет решение изменить название документа растущими угрозами безопасности американского государства со стороны сверхзвуковых и крылатых ракет. Важно, что предыдущий «Обзор ПРО» рассматривал Россию как государство-партнёра, а новые ракетные технологии в 2010 г. находились ещё в стадии закрытой разработки. Вашингтон не предполагал, что стратегическое ядерное и неядерное оружие нового типа встанет на вооружение мировых держав в краткосрочной перспективе, а о необходимости обновления этого документа представители академических кругов говорили ещё при президентстве Обамы¹¹.

Что касается предпринимаемых администрацией Трампа действий во внешней и военной политике, то можно зафиксировать, что они вписываются в ориентиры, заданные в доктринальных документах. Более того, такое соответствие наблюдается в направлениях, предсказуемость развития которых является критической с точки зрения поддержания стабильности на глобальной арене. Так Соединённые Штаты предельно чётко сформулировали цель, которую они преследуют в НАТО – укрепление обороноспособности военного блока и повышение военных расходов союзников в Европе. За время президентства Трампа количество стран – членов организации, соблюдающих так называемое «правило 2%» увеличилось, равно как и количество стран, повысивших планку оборонных расходов¹³. В то же время на саммите НАТО 2018 г. в Брюсселе было принято решение о реализации инициативы «4 по 30», отражённой в статье 14 итогового документа организации¹⁴.

Касаясь режима контроля за вооружениями, необходимо указать на то, что в доктринальных документах США уже подготовили почву для последующего выхода из ДРСМД. При этом ситуация вокруг ДРСМД оказывает негативное воздействие на дальнейшую судьбу СНВ-3. Так, например, председатель Комитета начальников штабов ВС США Джозеф Данфорд заявил в декабре 2018 г., что ему «чрезвычайно сложно себе представить прогресс» в том, что касается продления СНВ-3¹⁵.

Выход США из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) 2015 г. и восстановление санкционного режима против ИРИ состоялось через полгода после публикации Стратегии национальной безопасности. Позиция Вашингтона по отношению к Тегерану представляется предельно жёсткой в том числе из-за стремления Ирана укрепить своё влияние на Ближнем Востоке на фоне продолжающейся гражданской войны в Сирии. Более того, помощник президента США по национальной безопасности Джон Болтон, по данным газеты «Уолл-стрит джорнел» (The Wall Street Journal), поднимал вопрос о нанесении удара по Ирану в 2018 году¹⁶.

Наконец, касаясь оборонных расходов, необходимо отметить, что именно на администрацию Дональда Трампа пришлось рекордное за последние 15 лет увеличение военного бюджета. Оно преподносится Министерством обороны США именно как вынужденное действие на фоне стратегического соперничества с РФ и КНР. При этом растёт и значение передовых программ противоракетной обороны США, в особенности космического и лазерного компонента, в среднесрочной и долгосрочной перспективе способного привести к очередному витку гонки вооружений¹⁷.