Введение

Идея ассимиляции иммигрантов, превалировавшая в XX веке в политической теории, риторике «власть предержащих», научных и дипломатических кругах и, как результат – в практическом стремлении претворить в жизнь во всей её полноте, претерпела значительные изменения в XXI столетии. Установка на аккультурацию иммигрантов через ассимиляцию, считавшаяся главенствующей продолжительное время, стала восприниматься как устаревшая практически во всей Евро-Атлантике. Популярный ранее образ американского «плавильного котла» сменился на «мозаику», «салат», «оркестр».

Что сегодня в мейнстриме – американизация или идентичность?

Считается, что популярность идеи лёгкой ассимиляции иммигрантов в США получила широкое распространение благодаря представлениям о том, что переселенцы очень быстро «американизируются». Дескать, как правило, сознание иммигрантов заранее подготовлено к этому – в основном посредством воздействия могучего арсенала американской «мягкой силы». В теории считается, что для переселенцев из Европы всё происходило и происходит достаточно плавно и безболезненно (представление укоренилось с 1945 г., когда социологи Ллойд Уорнер и Лео Строл опубликовали книгу «Социальные системы американских этнических групп», где изложили своё видение на взаимосвязь скорости ассимиляции с расой и религией), аналогично им встраиваются в американскую жизнь и выходцы из Латинской Америки (в силу большой численности, что снижает ощущение сегрегированности), а вот азиатские и ближневосточные иммигранты испытывают более ощутимые трудности. Процесс утяжеляется из-за присущих этим группам населения особенностей: приверженности иным традиционалистским жизненным установкам, религиозным предпочтениям, влиянию разветвлённых внутрисемейных связей, прочной ментальной связанностью со странами исхода (особенно в арабском этническом сообществе), а также – значительные языковые трудности.

Имеющиеся исследования по этой теме уже в первом десятилетии нынешнего столетия фиксировали новые повороты в разных сферах интеграционного процесса. К примеру, как это отмечалось в совокупном отчёте Национальных академий наук (National Academies Press, NAP), так называемое «межпоколенческое улучшение» явно просматривалось в профессиональном распределении между представителями первого и второго поколений иммигрантов. То есть те, кто ранее находились в группе «низкостатусных» профессий (в первом поколении), существенно улучшили своё профессиональное положение во втором¹.

Известные американские социологи Р. Альба и В. Ни, занимающиеся темой ассимиляции не одно десятилетие, выделяют именно эту особенность, подчёркивая изменение характера современной ассимиляции. Они пишут в своей книге “Переделка американского мейнстрима”: «Это не пассивная интеграция в статичный англо-протестантский мейнстрим, а бесконечно динамичный двусторонний культурный процесс»².

Именно это является квинтэссенцией перемен в сути процесса, что кардинально меняет и ожидания в плане инкорпорации иммигрантов на современном этапе. Устоявшиеся в XX столетии представления о «культуре единого большинства», на которых основывалась классическая теория ассимиляции Р. Парка и Э. Бёрджесса³, спустя век явно сменяются идеей плотного кросс-культурного и религиозного взаимодействия, инклюзии иммигрантов, а не тотальной их аккультурации.

«Этнический национализм» или культурно-идеологические расхождения?

Сама по себе идея глубокого культурного взаимопроникновения, какой бы она ни выглядела привлекательной в теории, на деле сталкивается со множеством трудностей. Главная из них носит идеологический характер: интересы «доминантной группы» конфликтуют с интересами этнических сообществ. Нацменьшинства по мере нарастания конфликтной среды (и не только) утрачивают интерес к идее «растворения в большинстве» и склоняются к отстаиванию своей идентичности и реалий, с этим связанных. В основе этого идейного расхождения лежит недовольство белого большинства тем фактом, что ожидаемой полной аккультурации иммигрантов не происходит. При этом развивается критическое отношение к стремлению переселенцев сохранить свои культурные коды, что трактуется как нежелание иммигрантов проникаться американскими ценностями. На этом же зиждется проблема так называемой «обратной дискриминации», возникающая у белого населения, болезненно реагирующего на продвижение интересов этнических сообществ.

Актуализация стремления этнической группы к политическому выражению своей идентичности часто рассматривается в «доминантной среде» как проявление опасной и разрушительной конфликтности, вплоть до обвинений этнических сообществ в национализме. Приблизительно так это происходит в отношении арабоамериканского населения, динамика включения которого во внутриполитический контекст резко повысилась в последние годы. Поддержка такой активизации на высоком политическом уровне при администрации демократов также наталкивается на критические обличения её оппонентами в «скрытом патернализме»⁴.

Правительственные структуры, в свою очередь, нацелены на снижение отчуждения этнических групп, находящихся в менее благоприятном положении. Социальная интеграция остаётся главной целью усилий госструктур при администрации демократов, что направлено в конечном счёте на наращивание человеческого капитала и шире – получение выгод экономического характера в национальном масштабе⁵.

В последние годы широкое распространение в США получила концепция, связывающая культурологические проблемы (которые, в свою очередь, могут зародить или основательно повлиять на идеологические параметры) и структурный расизм (как первопричину). Некоторые социологи отмечают это как обуславливающий фактор роста правонарушений в сегменте афроамериканского населения. Неблагоприятная городская «уличная» среда в районах наибольшего их расселения, подчёркивает социолог Элайджа Андерсон в эссе «Кодекс улиц», формирует паттерны поведения (культуры) и подталкивает молодёжь к проявлениям агрессии и девиациям⁶. Однако в арабоамериканских анклавах отсутствуют такого уровня признаки криминализации (к примеру, в штате Мичиган, где традиционно наиболее плотное расселение арабоамериканцев, отмечается низкий уровень преступности)⁷. Скорее, представители этой группы используют этничность в качестве инструмента для своей психологической и политической защиты от проявлений исламофобии.

Напомним, что расовая категоризация, официально принятая в США, относит арабо-американцев к разряду «белых». Десятилетиями это воспринималось в самом комьюнити как спорное решение, а на современном этапе стало ощутимой проблемой сообщества. Тема оказалась одной из ключевых в повестке арабо-американцев в их общении с государством. Отсутствие решения по введению категории MENA (Middle Eastern and North African), учитывающая этническую принадлежность выходцев из стран Ближнего Востока и Северной Африки, что могло бы стать частичным признанием «пестроты» идентичности арабо-американцев, негативно влияет на настроения в этом слое населения и способно провоцировать нарастание так называемых «возрожденческих реакций» протестного содержания на фоне «ассимиляционного давления большинства». Ближневосточные переселенцы не чувствуют себя «белыми», что, по сути, означает лишение их основной «привилегии белых» – «не думать об этом», так резюмировал этот сюжет социолог Роберт Терри ещё в 1981 году⁸. Об этом же говорит уже в наши дни профессор психологии Стэнфордской высшей школы бизнеса Брайан Лоури⁹. В практическом смысле этно-группа лишается дополнительных бюджетных ассигнований для нацменьшинств и, соответственно, многих бытовых и социальных дотаций. Иными словами, вышеупомянутая навязанная категория закрывает перед арабоамериканцами каналы дополнительной господдержки и, по мнению сообщества, ограничивает их жизненные перспективы. По факту статистическая картина основных показателей уровня жизни этой группы населения действительно полностью искажена. Отсутствуют достоверные официальные данные по всему спектру базовых вопросов: их численности, статистике рождаемости/смертности, занятости, доходам, образованию и т. д. Таким образом в конечном счёте в отношении этой группы населения применимо понятие «институциональной (и индивидуальной) дискриминации»¹⁰.

Идентичность реальная или символическая?

Этническая принадлежность так или иначе проявляется на всех стадиях аккультурации иммигрантов, но может различаться степенью акцентирования данного аспекта. Например, если в первом/втором поколениях эта принадлежность продиктована ностальгическими чувствами и потребностью компенсировать ощущение утраты прочной связи со страной исхода, то в последующих поколениях это преобразуется в чувство «верности» своей культуре, исконным традициям, религии, то есть формируется иной тип «этнического поведения». Отсюда проистекает активность, связанная с продвижением этнических проектов – в целом социально значимых, но связанных прежде всего с воссозданием и популяризацией исконной культуры конкретного сообщества. Применительно к арабоамериканцам это можно рассматривать и как ответ группы на ролевой императив, предложенный ей в общеамериканской социальной структуре. Одновременно поддержание традиционных культурных и религиозных практик (через деятельность арабских и исламских историко-культурных учреждений), за счёт наращивания потенциала их влияния (имеется в виду современное функционирование подобных культурных пространств, которые помимо организации “хранилища артефактов” нацелены на создание определённой смысловой культурной и социосреды) воссоздаёт и актуализирует этнические символы, подпитывающие сплочённость сообщества¹¹, усиливает гордость за принадлежность к нему. Кроме того, вхождение представителей этнической группы в институциональные структуры любого уровня делает её более заметной. В свою очередь, это способно влиять на «доминантную группу» и, следовательно, вносить коррективы в процесс ассимиляции как таковой.

Представляет интерес также тот факт, что подобное «оживление» этнической арабской культурной компоненты полностью опровергает аргумент о «культурном дефиците» этнических групп, на который, заметим, нередко ссылаются представители «культуры большинства»¹². Похоже, что арабоамериканскому сообществу удалось опровергнуть эту спорную теорию, заметно обогатив американский массив «мягкой силы» восточным колоритом, не подвергая сомнению базовые американские ценности. В то же самое время это иллюстрирует изменения в подходе к современному процессу ассимиляции – смене постепенного (прямо)линейного на иной.

Неоассимиляция арабоамериканцев через инклюзию

Итоги промежуточных выборов в Палату представителей Конгресса в 2022 г. показали, что набравшая обороты несколько лет назад общественная активность арабоамериканцев переросла в устойчивую тенденцию. Она стала заметным фактом общенационального политического ландшафта, значение которого осознаётся политиками разных уровней, хотя и вызывает противоречивую реакцию.

Рассмотрим подробнее, как через промежуточные выборы 2022 г. проявился неоассимиляционный процесс применительно к арабоамериканцам. Согласно данным, 145 кандидатов-мусульман баллотировались на различные должности местного уровня, штатов и федерального значения, по данным Центра Пью, две трети арабоамериканских мусульман поддерживают Демократическую партию¹³. Из них 82 кандидата одержали победу и 48 попали в законодательные органы штатов. Примечательным стал факт того, что на фоне сохранивших свои мандаты в Конгрессе таких известных демократок, как Рашида Тлаиб или Ильхан Омар, в политическую жизнь страны буквально ворвалась плеяда молодых американских арабов, включая большое число женщин. Как с удовлетворением отметили в крупнейшей в США некоммерческой организации – Совете по американо-исламским отношениям (Council on American-Islamic Relations - CAIR), это произошло даже в самых «неожиданных» штатах¹⁴. То есть там, где численность (и влияние) проживающих мусульман (включая арабоамериканских) традиционно невелико (своих первых законодателей-мусульман выбрали штаты Мэн, Иллинойс, Огайо и Техас). Результаты выборов оказались впечатляющими: в 25 американских штатах победили мусульманские кандидаты, некоторые из них «подняли» планку своего влияния, переместившись с прежнего своего локального уровня на федеральный. «Мы являемся свидетелями следующего шага в политической трансформации американской мусульманской общины, – дали оценку успехам в Американо-Исламском Совете, – от маргинализированных голосов, которые были отодвинуты на второй план и дальше, до лиц, принимающих решения¹⁵.

Таблица

Итоги промежуточных выборов-2022 в США: рекордное число побед мусульманских кандидатов

^*Примечания выделены арабоамериканские кандидаты – либо впервые вошедшие в законодательные органы штатов, либо повысившие своё влияние; обращается также внимание на возраст кандидатов – в контексте изложения материала.

Таблица составлена автором на основе данных, предоставленных американским Советом по американо-исламским отношениям.

Байден выполняет обещания

Согласно данным переписи религиозной принадлежности граждан США (USRC) от 2020 г. (проводится раз в десять лет) , число практикующих мусульман увеличилось с 2,6 млн человек в 2010 г. до 4,5 млн в 2020-м, то есть возросло на 75%¹⁶.

Результаты промежуточных выборов-2022 для мусульман Америки, включая арабоамериканцев, от которых выдвинулось подавляющее число кандидатов, вызвали неоднозначную общественную реакцию. Общенациональные СМИ отметили «исторические успехи американских мусульман»¹⁷, признав и факт неуклонного роста влияния американцев арабского происхождения. Благодаря их активности, судя по всему, «партии президента» удалось избежать «цyнaми» со стороны республиканцев, как предрекали аналитики, ссылаясь на экономические неудачи действующего кабинета Байдена.

Итоги этих выборов оживили общественные дискуссии по теме иммиграции, возможностях аккультурации и её границ. Обозначился новый всплеск дискурса от «правых популистов, раздувающих искру шариатской угрозы» (более чем в десяти штатах принят закон, запрещающий применение шариатского суда), как чаще всего характеризуют эти опасения сторонники Демократической партии. На фоне победной эйфории мусульманской части населения наблюдалось оживление опасений по поводу того, что «новые американцы», объединённые исламом, станут навязывать свои религиозные нормы. Последние отвергали подобные теории, выводя на первый план дискуссий негатив «атмосферы крайнего подозрения» и аргументацию в виде статистики проявлений исламофобии и дифференцированного подхода к мусульманскому населению¹⁸. Идею потенциала негативного развития событий актуализировали сторонники тезиса Д. Трампа о том, что «не каждый, кто стремится обосноваться к стране, сможет успешно ассимилироваться»¹⁹.

Действия администрации Байдена, в свою очередь, носили последовательный характер – придерживаясь заявленного ещё в предвыборный период курса на укрепление взаимодействия с мусульманами и арабоамериканцами, предпринимались отработанные и предыдущими администрациями меры по снятию возникшей напряжённости вокруг «арабо-исламской составляющей» через инструментарий «мягкой силы», которую администрация Дж. Буша-младшего активно и результативно задействовала после событий 2001 г.²⁰. Джо Байден объявил апрель 2023 г. месяцем арабоамериканского наследия, и это стало значимым политическим жестом в адрес сообщества.

Администрация Байдена также организовала национальный опрос (до 27 апреля 2023) относительно внесения в официальный перечень Бюро переписи населения категории MENA. «Невидимая» сегодня в официальных листах группа населения сможет получить эту долгожданную категорию уже к лету 2024 г., если Административно-бюджетное управление (The Office of Management and Budget) примет соответствующее решение.

Конгресс поддержал все президентские инициативы, и июнь 2023 г. ознаменовался трёхдневным мероприятием, организованным совместно с Советом мусульманских организаций США (The US Council of Muslim Prganizations, USCMO). Более 500 делегатов-мусульман со всей страны (в 2022 г. их было 300) собрались на Капитолийском холме по случаю установленного Национального дня защиты мусульман (#MuslimHillDay). Конечная резолюция мероприятия резюмировала серию встреч делегатов с должностными лицами и сотрудниками Конгресса, где обсуждались темы, которые рассматриваются мусульманами Америки и арабоамериканцами как базовые. Делегаты также одобрили единогласное прохождение в первом чтении в Калифорнии трёх законопроектов, обеспечивающих гражданские права американцев-мусульман разных категорий – от школьников до заключённых в исправительные учреждения (на май 2023 г. в штате – одна из самых высоких в США численность мусульманского населения, после штата Нью-Йорк)²¹.

Стоит отметить, что подобные политически важные, с точки зрения государственного пиара, жесты президента и его команды воспринимаются арабоамериканцами двойственно. С одной стороны, их этническая гордость подпитывается вниманием высшего руководства страны, но с другой – превалирует недовольство и ощущение поверхностных мер, недостаточных для искоренения «антиарабского фанатизма». Памятуя специальное предвыборное обращение Байдена/Харрис к арабоамериканцам, сообщество испытывает разочарование ввиду отсутствия структурных изменений в системе общественных координат. Ряд назначений в администрацию президента американцев арабского происхождения также не помогает преодолеть существующую системную проблему, считают в сообществе. Сохраняющиеся федеральные «чёрные» списки, слежки со стороны органов безопасности (в июне 2023 г. в результате хакерской атаки всплыли подробности специального доклада ФБР, содержащего сведения о слежке более чем за миллионом американских мусульман), увеличение финансирования систем наблюдения, по общему мнению, означают дальнейшую реализацию «программы Трампа» (речь идёт о Программе по предотвращению внутреннего терроризма Targeted Violence and Terrorism Prevention Program, TVTP), нацеленной преимущественно на них²².

В то же время в среде арабоамериканцев весьма популярна теория о первопричине «антиарабского расизма», настолько глубинной, что воспринимается как неискоренимая ввиду исторически сложных и противоречивых отношений между Западом и исламом. Антрополог Надин Набер, прослеживающая исторический, политический и общественный опыт американцев арабского происхождения, предлагает такое объяснение этому: «США взяли на себя обязательства по имперской экспансии в арабском регионе, в том числе путём создания возможностей и содействия израильскому поселенческому колониализму. Таким образом была институализирована «схема терроризма», в которой все палестинцы и арабы представлялись мусульманами, а все мусульмане – потенциальными террористами». По мнению Набер, арабоамериканцы стали «проблемным меньшинством» задолго до событий 9/11, а после 2001 г. эта схема ещё больше закрепилась в американском общественном сознании²³. Такое видение находит понимание и широкий отклик в этой этнической группе – многие полагают, что неприязнь к арабам и мусульманам формировалась ещё со времён Первого крестового похода и потому «непреодолима»²⁴.

Заключение

Подводя итоги всему вышесказанному, отметим, что процесс ассимиляции арабских и мусульманских мигрантов имеет ярко выраженную специфику, не вписываясь ни в «старую» (прямолинейную) модель, ни в «новую», тесно увязываемую с мультикультурализмом или транснационализмом, как об этом дискутируют в научных кругах. Фокус внимания, например, на одном из конечных параметров оценки процесса ассимиляции – экономической включённости – часто не отражает существующих реалий. Или так называемая «символическая идентичность» как преобладающая (что зачастую связывают с современной межпоколенческой дифференциацией) также слабо применима к этой категории населения. Важно подчеркнуть, что именно эта этническая группа не только не утрачивает значимости идентификационных факторов, а наоборот – прилагает усилия к их сохранению при любой степени интегрированности в социум. При этом упомянутые факторы не отменяют их желание полноценно интегрироваться в общество.