Мегатенденции – это «... крупномасштабные социальные, экономические, политические, экологические или технологические изменения, которые формируются медленно, но которые, укоренившись, оказывают глубокое и продолжительное влияние на многие, если не на большинство видов человеческой деятельности, процессов и восприятий»¹. Причём отмечаемые мегатенденции взаимосвязаны и во многом взаимообусловлены.

Наблюдается феномен «анонимной диктатуры» (используем фразу российского писателя В. Пелевина²), начавшийся со времён внедрения «политкорректности». Неприятие нейтральности, требование «определиться», занять сторону. Все политические акторы делятся на «своих» и «врагов», мир предстаёт как борьба «добра» со «злом»³, тотальная война, в которой оправданы все средства и методы.

В современных условиях меняется соотношение форм насилия. Происходит активизация структурного и культурно-информационного насилия («мягкой силы»⁴). Используются технологии «конструирования жертвы» (что наглядно проявляется в ситуации украинского кризиса) с целью вызвать симпатию к жертве, ненависть к врагу и желание «наказать» его.

Проблема доверия в последние десятилетия становится глобальной проблемой международных отношений. Окончание холодной войны и противостояния блоков, ведомых СССР и США, не привели к гармонизации межгосударственных отношений и глобальной стабильности. Не исчезли военные и иные риски, на принятие внешнеполитических решений решающее воздействие оказывают страх и неопределённость, приводящие к стратегии «дилеммы заключённого»⁵, то есть принятию решений в условиях риска, исходя из наихудшего сценария.

Происходит деглобализация, «анклавизация», формируется «мир регионов», «мир цивилизаций» (но не по религиозному признаку, как отмечал С. Хантингтон⁶, а по системам ценностей – коллективизм-индивидуализм, представлений о справедливости).

Заметны симптомы упадка «западоцентричной» международной системы. Многополярность («бесполярность», аполярность) приходит на смену однополярности и биполярности ранее.

В государственных стратегиях происходит возврат к политическому реализму, в том числе в его классическом понимании⁷.

Как уже отмечалось, строить долгосрочные прогнозы мирового развития в условиях глобальной неопределённости крайне сложно, хотя попытки предпринимаются. В частности, определённый интерес представляет опубликованный в 2021 г. Доклад Национального разведывательного совета США «Глобальные тенденции до 2040 г.: более конкурентный мир»⁸, авторы которого предпринимают попытку описать пять возможных (как «сдержанно оптимистичных», так и пессимистичных) сценариев развития современного мира на ближайшие два десятилетия.

Наиболее оптимистичный, по мысли авторов доклада, сценарий – «Возрождение демократий» (Renaissance of Democracies), при котором произойдёт «возрождение открытых демократий во главе с Соединёнными Штатами и их союзниками», бурное развитие технологий на основе государственно-частного партнёрства в «демократических странах» (в том числе Канаде), в результате чего глобальная экономика трансформируется, «повышая доходы и улучшая качество жизни миллионов людей по всему миру». Социальные разногласия «ослабевают», доверие к демократическим институтам «возрождается», в то время как в России и Китае всё приходит в упадок: «годы усиления общественного контроля и мониторинга в Китае и России подавили инновации, поскольку ведущие учёные и предприниматели ищут убежища в Соединённых Штатах и Европе»⁹. «Возрождение демократий» описывает будущее, в котором США и союзники позволят технологиям улучшить качество жизни во многих странах мира, ослабляя социальные размежевания и повышая доверие к демократическим структурам. Это своего рода взгляд на мир сквозь «розовые очки». В нём Канаде уготовано процветающее будущее.

Менее оптимистичным представляется второй сценарий – «Мир, плывущий по течению / Дрейфующий мир» (A World Adrift), парализованный политической поляризацией, медленным (или вообще нулевым) экономическим ростом и растущим неравенством доходов. Межгосударственные институты приходят в упадок, Китай остаётся ведущей мировой державой и даже усиливает своё влияние, но не может осуществлять лидерство, так как ему «не хватает воли и военной мощи, чтобы взять на себя глобальное лидерство, оставляя многие глобальные проблемы, такие как изменение климата и нестабильность в развивающихся странах, в значительной степени без внимания»¹⁰. Это – мир, брошенный на произвол судьбы, на «волю волн». В таком мире Канаде придётся решать свои проблемы, опираясь на собственные силы и ресурсы.

Следующий сценарий – «Конкурентное сосуществование» (Competitive Coexistence), в котором формируется новый биполярный мир, где полюсами становятся Китай и США, чья взаимная торговля обеспечивает экономическое сосуществование и поддержание (шаткого) политического баланса. Существует «конкуренция за политическое влияние, модели управления, технологическое доминирование и стратегическое преимущество»¹¹, но это не приводит к войне. Глобальные проблемы в целом «под контролем», но некоторые важные проблемы игнорируются (или откладываются «на потом»), например, изменение климата.

Достаточно пессимистичен четвёртый сценарий – «Глобальная разобщенность / Отдельные бункеры» (Separate Silos), в котором мир разделён на своего рода «бункеры» – несколько экономических и военно-политических блоков различного размера и силы, ориентирующихся на Соединённые Штаты, Китай, Европейский Союз, Россию и пару крупных региональных держав. Менее сильным развивающимся странам трудно ориентироваться в этом мире: они «оказались посередине, а некоторые находятся на грани превращения в несостоятельные государства»¹². И снова некоторые важные глобальные проблемы остаются в стороне (то же изменение климата).