Введение

Избрание Трампа в 2016 г. во многом стало поворотным моментом в истории американского консерватизма. Риторически декларировавшийся, однако слабо имплементировавшийся на практике¹, курс 45-го президента запустил процесс трансформации американского консерватизма в сторону ухода от доминировавшего со времён Рейгана в партии «фузионистского консенсуса»², базировавшегося на трёх основных постулатах, а именно: 1) рыночный фундаментализм; 2) социальный консерватизм (который, впрочем, сильно уступал укрепившемуся в партии либерализму, что породило такие феномены, как френчизм (Frenchism), совмещающий общий политический либерализм с индивидуальным консерватизмом³). Более того, знаковые для консервативного движения фигуры некогда разделявшие социально-консервативные подходы зачастую отказывались от этих позиций, при этом сохраняя приверженность интервенционизму во внешней политике⁴); 3) ястребиная внешняя политика.

Хотя сам Трамп неоднократно критиковал⁵ американский внешнеполитический истеблишмент и в целом был близок к джексонианской традиции⁶, хотя на практике как во внутренней политике⁷ так и во внешней, он едва ли оказал воздействие, направленное на пересмотр подходов, доминирующих в истеблишменте⁸. Однако наличие нерешённых вопросов внутри, в частности, в области экономической политики, по всей видимости, казалось новым консерватором более актуальной проблемой, что обусловливало концентрацию основных интеллектуальных сил движения именно на данном направлении⁹. А основные дискуссии¹⁰ внутри партии, хотя и вовлекали значимых для внешней политики фигур, таких как Ники Хэйли (Nikki Haley), также шли вокруг политэкономической проблематики. Тем не менее сегодня мы наблюдаем, что в отличие от неоконсерваторов¹¹, первое поколение которых, в первую очередь, фокусировалось именно на внутриполитических вопросах, новые национал-консерваторы уже начали активную борьбу с доминирующими в Великой Старой Партии (Grand Old Party) представлениями о внешней политике и весьма чётко формулируют свои приоритеты в этой области.

Состояние внешнеполитической дискуссии внутри партии

Понимание внешнеполитической ориентации «нового консерватизма» не представляется возможным без включения данного течения в более широкий контекст дебатов по вопросу внешней стратегии, происходящих в нынешней партии. Так, в современной Республиканской партии можно выделить три основные группы, представляющие, по Веберу, идеальные типы. Среди них выделяются¹²:

1. Неоконсерваторы. Старший преподаватель международных отношений в Университете Западной Англии (UWE Bristol) Стивен МакГлинчи (Stephen McGlinchey) так суммировал их внешнеполитические позиции: «Неоконсерватизм устанавливает чёткие моральные и идеологические стандарты для внутренней и международной сферы и выступает за использование милитаризма для продвижения этих стандартов в глобальном масштабе»¹³. Неоконы на протяжении сравнительно продолжительного исторического этапа доминировали в дискурсе республиканцев и даже интегрировались в администрацию критично настроенного в их отношении Трампа¹⁴. Впрочем, несмотря на сохранение этой группы внутри Республиканской партии, в последнее время отмечается значительное снижение её релевантности в правой среде¹⁵.

1. Национал-милитаристы. Согласно известному аналитику и профессору международных отношений Университета Виктории в Веллингтоне Вану Джексону (Van Jackson), национал-милитаристы являются группой людей, «которые хотят получить преимущества империи без каких-либо обязательств по её поддержанию»¹⁶. Они скептически относятся к альянсам, не поддерживают проекты нациестроительства (national-building), однако выступают за жёсткий курс на сдерживание Китая. Ярким примером данного течения является подход, декларируемый действующим президентом фонда Наследие Кевином Робертсом (Kevin Roberts), который, с одной стороны, утверждает, что «бесконечные войны» не отвечают национальным интересам США и что подход к интервенционизму должен быть пересмотрен, с другой же – настаивает на жёсткой линии в отношении Китая и России¹⁷.

1. Сторонники сдержанности. Эта группа превосходит партийные идентичности и является транспартийной¹⁸, однако имеет своих сторонников и в рядах Республиканской партии, что свидетельствует о её релевантности для данной классификации. Представители этого течения выступают против гуманитарных интервенций, экспорта демократии и ведения «бесконечных войн»¹⁹. Такие мнения присутствуют и в консервативном лагере, некоторые представители которого выражают скепсис в отношении стратегии по украинскому конфликту²⁰ и нежелательность фреймирования противостояния с Китаем в терминах новой холодной войны²¹.

«Новый консерватизм» является весьма неоднородным внутри себя течением²², что отражается и на наличии в нём разнонаправленных симпатий в области внешней политики²³. Однако как национал-милитаризм, так и сдержанность, находящие своих сторонников в «новом консерватизме», являются подходами, во многом пересматривающими статус-кво, сложившийся в партии во времена доминирования «фузионистского консенсуса».

Истоки актуального подхода

За время доминирования консенсуса²⁴, сложившегося в американских элитах с момента окончания холодной войны, когда политические шаги Дж. Буша-младшего было довольно сложно отличить от шагов У. Клинтона, могло возникнуть ощущение, что критика активной внешней политики со стороны консерваторов является некой краткосрочной аберрацией. На деле же таковой скорее является поддержка правыми интервенционистской политики. Не уходя в историю дискуссий предвоенного времени, где со стороны республиканцев звучали голоса таких людей, как сенатор от Канзаса Артур Каппер (Arthur Capper), выступавший за популяризированную администрацией Байдена «внешнюю политику для среднего класса», интерпретируемую им через интересы фермеров, и предупреждавший о том, что Америке не надо становится «мировым полицейским»²⁵, а со стороны более радикальных правых и вовсе существовал небезызвестный комитет «Америка прежде всего» (America First Committee), одним из наиболее ярких представителей которого был Чарльз Линдберг (Charles Augustus Lindbergh Jr.), можно вспомнить более близкие с хронологической точки зрения времена, а именно широкую представленность палеоконсервативных воззрений²⁶.

Палеоконсерватизм получил широкое распространение в 1980-е годы как своего рода «зонтичный» термин для описания разнообразных консервативных групп внутри Республиканской партии, ставивших себя в оппозицию активно растущему на тот момент неоконсервативному движению²⁷. Как отмечают исследователи данного вопроса, «задолго до Трампа идеологи палеоконсерватизма предсказывали популистский бунт, который обратит вспять предполагаемые разрушительные последствия интернационалистской внешней политики и усилит радикализм консервативных позиций во внутренней и глобальной культурной войне, и стремились разжечь его. Первые проблески этого восстания они увидели в кампании «Америка прежде всего» (America First) Пэта Бьюкенена, бросившего вызов действующему президенту Джорджу Бушу на президентских праймериз 1992 года, в кампании, призывавшей к решительному разрыву с универсалистской и космополитической идеологией, которая маскировалась под консерватизм»²⁸. Хотя Бьюкенен и уступил номинацию, его воззрения получили достаточно широкий отклик внутри Великой Старой Партии, что, вероятно, обусловило приход У. Клинтона. В годы правления 42-го президента отмечалась активная работа палеоконов по мобилизации республиканцев в Конгрессе против расширения НАТО, международных «полицейских операций» в Сомали, на Гаити, Балканах и т.д. Аналогично стоит отметить и их поддержку торгового протекционизма. Палеоконсервативный момент, тем не менее, не был укреплён в институциональной структуре и во многом отошёл на второй план. Однако на фоне существенных провалов в американской внешней политике многие из палеоконсервативных тезисов получили «второе дыхание» при Трампе (в частности, за счёт усилий Лайтхайзера в области внешнеторговой политики)²⁹ и в обновлённом национал-консервативном течении.

Критика внешнеполитического истеблишмента и позитивная программа

Критика внешнеполитического курса США со стороны новых консерваторов по большей части ретранслирует широко известные позиции таких сторонников реализма и умеренности (Realism & restraint), как Стивен Уолт, Барри Поузен, Джон Миршаймер. Иначе говоря, их позиции можно обозначить понятием, которое во многом является новым изданием термина «изоляционизм» – «коалиция Куинси»³⁰ (Quincy coalition). Так, яркий представитель нового консерватизма и основатель журнала «Компакт» (Compact) Сохраб Ахмари (Sohrab Ahmari) критикует политику экспорта демократии и класс внешнеполитического истеблишмента³¹ приблизительно в тех же терминах, которые с легкостью могли бы быть обнаружены на страницах книги «Ад благих намерений: внешнеполитическая элита Америки и упадок американского первенства» (The Hell of Good Intentions: America's Foreign Policy Elite and the Decline of U.S. Primacy). Уолта (Stephen M. Walt). В публикациях³² республиканского сенатора от Миссури Джоша Хоули (Josh Hawley), также являющегося представителем нового консерватизма, критика республиканского подхода к внешней политике, в частности в вопросах предоставления помощи Украине и расширения НАТО, подаётся через вполне академические концепты Вильсонианской традиции и либеральной гегемонии. Ещё более показательной выглядит его критика идеи принятия Швеции и Финляндии в НАТО³³. Хотя критика внешней политики со стороны новых консерваторов по большей степени не содержит в себе никаких уникальных для движения пунктов (за исключением, пожалуй, иммиграционной политики), мы, тем не менее, наблюдаем проникновение академического флера реализма в политическое течение, что отделяет его от во многом нативистских и интуитивных позиций, некогда декларировавшихся палеоконсерваторами.

Как отмечается Институтом ответственного управления государством имени Куинси (Quincy Institute for Responsible Statecraf), «эти консерваторы хотят вернуть акцент на национальных интересах США во внешней политике и находятся на переднем крае дебатов о том, какую роль США должны играть в украинском конфликте, о расширении НАТО и о том, как лучше закончить войну без эскалации ядерной конфронтации с Россией»³⁴. Сами же представители течения выделяют два основных аспекта, которые должны стоять во главе американской внешней политики, это 1) разумная сдержанность (Sound Restraint) и общее ослабление амбиций западного альянса; 2) наращивание и восстановление американской промышленной мощи и энергетическая независимость³⁵. Цитируя известного американского политического аналитика Майкла Линда (Michael Lind), они утверждают, что «военно-промышленные блоки будущего – сферы влияния под руководством Америки, Европы, Китая и Индии – будут настолько сильны, насколько позволят их региональные цепочки поставок и внутренняя стабильность»³⁶, что, с точки зрения новых консерваторов, очевидным образом обуславливает необходимость развития геоэкономической самостоятельности.

Вместо заключения. Перспективы течения

Важно отметить, что новые консерваторы вынесли значимый урок из президентства Трампа. Они вполне резонно полагают, что продвижение риторически декларировавшихся национал-популистских приоритетов (в том числе, в области внешней политики) стало де-факто нереализуемым в силу отсутствия кадрового и институционального потенциала, который мог бы профессионально и технократически точно имплементировать данный курс³⁷. Такой ход мысли привёл к рождению внутри движения идеи о необходимости «скрещивания» популизма и технократии в «технопопулизм»³⁸. В данном отношении новые консерваторы продвинулись дальше своих предшественников, постепенно создавая такую институциональную среду³⁹. Они организовывают конференции⁴⁰ (помимо общей конференции национал-консерваторов), а также предлагают программы стажировок, задачей которых ставится непосредственно создание кадрового потенциала (контрэлиты) для проведения разделяемой ими политики в жизнь. Но реальные успехи пока весьма скромны. Так, в оппозиции 40-миллиардному пакету помощи Украине выступило лишь 11 сенаторов – представителей Республиканской партии⁴¹.

В целом вопрос относительно возможности реальной трансформации Республиканской партии в сторону позиций реализма и умеренности, по меньшей мере, неоднозначным. Учитывая электоральную привлекательность внешнеполитической сдержанности⁴², можно действительно ожидать сдвига в риторике, что наглядно продемонстрировало выступление известного «ястреба», сенатора от Арканзаса Тома Коттона (Tom Cotton) на конференции National Review Institute (National Review Institute был основан Уильямом Ф. Бакли-младшим в 1991 г. как некоммерческая образовательная сестринская организация журнала National Review), в ходе которой он попытался выстроить единую линию между Джоном Куинси Адамсом и Рейганом⁴³. Тем не менее влиятельные, ориентированные на про-активную внешнюю политику группы специальных интересов⁴⁴, разногласия по поводу того, как сдерживать Китай, и сохранение некоторых идеологических постулатов (таких как пресловутая дихотомия автократии/демократии) могут сильно осложнить действительную переориентацию консерватизма на рельсы внешнеполитической умеренности. Важно отметить и то, что инструменты, с помощью которых данное направление могло бы проводить свою стратегическую линию, недофинансированы⁴⁵. В то же время «технопопулистский» подход, вероятно, окажет действенное влияние. Некоторые аналитики также отмечают, что на фоне появления в стане республиканцев таких фигур, как Джей Ди Вэнс (J.D. Vance) и Блейк Мастерс (Blake Masters), присутствие позиции «нового консерватизма» во внешнеполитической дискуссии может усилиться⁴⁶.