Везде
Центральная Азия в стратегическом треугольнике США – Россия – Китай
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Центральная Азия в стратегическом треугольнике США – Россия – Китай
Аннотация
Код статьи
S207054760023887-2-1
DOI
10.18254/S207054760023887-2
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Бреславцева Александра Андреевна 
ORCID: 0000-0002-0113-6538
Должность: старший лаборант-исследователь Центра североамериканских исследований сектора внутренней и внешней политики США
Аффилиация: Институт мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН (ИМЭМО РАН)
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Спецвыпуск
Аннотация

Балансируя между крупными региональными лидерами в лице России и Китая, Центральноазиатский регион вновь обретает привлекательность во внешнеполитическом направлении Соединённых Штатов. Тем не менее не следует переоценивать место и роль Центральной Азии (ЦА) в американской внешней политике – регион сосредотачивает внимание Вашингтона только лишь в событийном контексте. Такие пики прослеживаются в 1991–1994 гг., 1998 г., 2001–2002 гг., 2010–2015 гг., каждый из которых соответствует определённому кризисному этапу развития событий в сопредельных с регионом странах. Несмотря на то что период «Большой игры» XIX–XX веков считается завершённым, некоторые эксперты продолжают рассматривать данный регион в рамках этой концепции из-за его ресурсного и транспортного потенциала. В настоящей работе выдвигается гипотеза о том, что именно международный контекст, складывающийся во внешней среде, который далее обозначается «кризисами», обуславливает внешнеполитический фокус крупных держав к данному региону, что дополнительно подтверждается ростом интереса к нему после стремительной эскалации российско-украинского конфликта в начале 2022 года.

Ключевые слова
Внешняя политика США, Центральная Азия, американо-китайское соперничество, Афганистан
Классификатор
Получено
15.11.2022
Дата публикации
25.12.2022
Всего подписок
6
Всего просмотров
440
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
1

Существует ли «треугольник»?

 

На ранних этапах в исследованиях взаимодействие стран Центральной Азии (ЦА) с Россией, Китаем и США традиционно рассматривалось в концепции пространства «политического треугольника», что происходило ввиду ограниченности взаимосвязей региона и преобладанием в нём обозначенных игроков. На сегодняшнем этапе будет справедливым задаться вопросом о том, актуально ли такое измерение в новых реалиях. Образование вокруг себя так называемого «внешнеполитического треугольника» из крупных игроков – России, Китая и США, – отвечало конкретным запросам самого региона. Так, страны ЦА стараются осознать свой суверенитет, собственное политическое пространство и своё место в мировой хозяйственной системе. Однако длительная замкнутость региона и становление его самостоятельности на раннем этапе (1991–2001 гг.) обусловили его зависимость от других политических центров. Сегодня положение Центральной Азии в международных отношениях меняется, о чём свидетельствует присутствие в регионе других политических игроков – многих европейский стран, стран Азиатско-Тихоокеанского региона, Южной Азии и др. И хотя этот факт свидетельствует об архаизации политического измерения «треугольника» при изучении современных процессов в ЦА, деятельность США и КНР и их соперничество в регионе, политическая общность региона с Россией, оказывают существенное влияние на центральноазиатские страны. Кризис вокруг России и Украины, с одной стороны, меняет характер взаимоотношений между растущим числом вовлечённых стран и Россией1, с другой – приводит к активизации России на восточном направлении в условиях экономической изоляции. Несмотря на то что снижение роли России в ЦА меняет свойства «треугольника» на противостояние по оси США – Китай и Россия, проведение самостоятельной политики каждой из последних двух стран утверждает необходимость исследования их деятельности по отдельности.

1. Тренин Д. Что изменилось в мироустройстве за шесть месяцев спецоперации на Украине // Профиль, 14.09.2022. – Available at: >>> (accessed: 10.10.2022).
2

Определить характер влияния США, России и Китая на Центральноазиатский регион представляется возможным при рассмотрении взаимодействия между странами по трём направлениям: по военному сотрудничеству, торгово-экономическому балансу и динамике инвестиций. Сравнение долей крупных игроков в экспорте и импорте центральноазиатских стран позволяет удостовериться в том, что как Россия, так и Китай стараются выступать в роли регионального лидера с преобладанием роли первой в импорте и последней в экспорте (рис. 1 и 2). Стремительно развивающиеся экономические инициативы Китая в регионе наряду с его восходящей тенденцией в общемировой торговой перспективе даёт некоторым экспертам основания полагать, что в скором времени страна поглотит рынки центральноазиатских стран, превратив их в свой сателлит2.

2. Central Asian republics’ economic dependence on China // SpecialEurasia, 4.02.2022. Available at: >>> (accessed: 10.10.2022)
3 Однако если ранее было справедливо рассматривать Центральноазиатский регион в качестве замкнутого и разобщённого, не вписывающегося ни в систему мирового хозяйства, ни в логику локальных торговых связей, то на сегодняшний день ситуация изменилась. Безусловно, отрицательный торговый баланс стран рассматриваемого региона с крупными игроками не позволяет им свободно распоряжаться своим политическим и экономическим ресурсом. Преобладание импорта над экспортом во многом объясняет характер отношений между Центральноазиатским регионом и их основными партнёрами по импорту. С другой стороны, за последние годы наблюдается диверсификация внешнеэкономических связей. Так, страны ЦА реализуют свои экспортные амбиции внутри региона, тогда как импорт в основном заняли Россия, Китай, представлены некоторые страны Евросоюза (Италия, Франция, Нидерланды, Германия и др.), Южная Корея и Турция.
4

Рисунок 1.

Динамика по экспорту ЦА по основным партнёрам 2016-2020 гг., млрд долл. США
5

6

Источник: UNCTAD, World Investment Report 2020.
7

Рисунок 2.

Динамика по импорту ЦА по основным партнёрам 2016-2020 гг.,млрд долл. США
8

9

Источник: UNCTAD, World Investment Report 2020.
10 Общая картина прямых иностранных инвестиций (ПИИ) на 2020 г. позволяет выявить соразмерное присутствие всех трёх региональных лидеров в Центральной Азии. Так, Китай занял большую часть ПИИ в Таджикистане, обеспечив половину всех ПИИ в стране, тогда как Россия предоставила лишь половину от китайской доли, США сделали ставку на Казахстан, где совокупная доля российско-китайских ПИИ составляет лишь треть американской доли, а Киргизия получила существенную долю ПИИ как от Китая, так и от России. Наблюдается активное наращивание присутствия другими странами в этом сегменте – Нидерландами (в особенности в Казахстане), Южной Кореей (в Узбекистане), Турцией (В Туркменистане и Таджикистане, Канадой (в Киргизии и Таджикистане), Великобританией (в Киргизии и Казахстане), Швейцарией (в Казахстане и Таджикистане).
11

Таблица 1.

Данные ЮНКТАД по долям основных инвесторов ПИИ, %, 2020 г.
12

13

Источник: UNCTAD, World Investment Report 2020.
14

Военное сотрудничество стран ЦА рассматривается в категории военных поставок основных видов обычных вооружений на основе данных СИПРИ. В рамках обозначившегося «политического треугольника» в значительной степени отмечается преобладание России в этой нише. Бóльшую долю поставок в условном стоимостном выражении «значении показателя тренда» (условное стоимостное выражение «значение показателя тренда» (trend indicator value) было разработано Стокгольмским институтом и не имеет денежного выражения)3 от российской стороны получал за период 2015-2021 гг. Казахстан (около 1,6 млрд), на втором месте значится Узбекистан с объёмом в 10 раз меньше от поставляемого Казахстану (табл. 2). Здесь же наглядно прослеживается процесс завершения конкуренции между Казахстаном и Узбекистаном за роль регионального центра с неформальным перевесом в сторону первого. Тем не менее, нельзя сказать однозначно, что Казахстан в действительности стал региональным центром, так как политическая разобщённость региона всё ещё составляет уязвимое звено комплекса проблем в ЦА.

3. Ежегодник СИПРИ 2019: вооружения, разоружение и международная безопасность: Пер. с англ. – ИМЭМО им. Е. М. Примакова РАН. – М.: ИМЭМО РАН, 2020. – С. 265.
15

Таблица 2.

Импорт основных видов вооружений в млн единиц за 2015-2021 гг., выражен в значении показателя тренда СИПРИ
16

17

Источник: Stockholm International Peace Research Institute.
18

Следует отметить, что в исследовании военного сотрудничества стран было бы упущением рассматривать поставки США изолированно от данных по остальным странам НАТО. Иначе можно было бы считать, что Узбекистан получает в большей степени военные поставки от России, затем от Китая и только в-третьих от США с общим объёмом в 36 млн. Тогда как в действительности общее число по всем странам – членам НАТО значительно меняет перспективу и составляет 186 млн, благодаря чему первое место следует отвести именно Соединённым Штатам и его союзникам.
19 Среди центральноазиатских стран – импортеров вооружений на втором месте после Казахстана выступает Туркменистан с совокупной долей поставок в 1,02 млрд, из них около 700 млн обеспечили страны –члены Североатлантического альянса, что объясняется в основном тесными связями этой страны с Турцией, при этом китайские поставки в эту страну охарактеризованы бóльшим объёмом, чем в любую другую центральноазиатскую страну.
20

«Контекстный» фокус к Центральной Азии

 

Образование вокруг региона Центральной Азии так называемого «политического треугольника» отводит исследователя к истории обретения регионом стратегической привлекательности в нескольких событийных контекстах. Вследствие терактов 11 сентября 2001 г. все три игрока начинают активно участвовать в жизни Центральноазиатского региона. До этих событий два региональных лидера, Россия и Китай, обеспечили многостороннее взаимодействие в рамках шанхайского форума, однако эта площадка служила для реализации экономических амбиций и вопросов безопасности в регионе. Заключение между российской и китайской стороной договора о добрососедстве и партнёрстве4 в дальнейшем обозначило единство в осуществляемой политике этих двух региональных лидеров. Появление террористической угрозы в Афганистане, с одной стороны, обусловило большую политизацию пунктов взаимодействия с центральноазиатскими странами и определило приоритет безопасности в качестве главного направления в политике ШОС, с другой стороны, привлекло к ЦА внимание США и членов Североатлантического альянса. Рост числа американских баз на просторах Центральной Азии (в Киргизии, Таджикистане и Узбекистане) и Южной Азии (Афганистане, Пакистане) кардинально поменял геополитический ландшафт региона.

4. Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой от 16.07.2001. Available at: >>> (accessed: 10.10.2022).
21

С этого момента появляется третий «квазирегиональный лидер» в лице США, влияние которого в обозначенный период остальным ограничить не представляется возможным. В первую очередь потому, что ни один из игроков не стремится занять место Соединённых Штатов в объявленной ими войне с терроризмом. Безусловно, сентябрьские теракты в США вызвали волну международной солидарности и послужили импульсом для многих стран к сотрудничеству с американцами, даже недовольство растущего влияния Вашингтона вблизи российских границ, к примеру, отошло на второй план перед лицом ответственности, которую было бы так невыгодно брать на себя5. Также рассмотрение Центральной Азии в качестве буферной зоны между азиатским юго-востоком и югом, послужило ещё одной причиной вовлечения сопредельных стран в военно-политическую и экономическую жизнь региона.

5. Рубин Б. Ситуация в сфере безопасности и мирный процесс в Афганистане: подходы России и США // ISSUU, 30.04.2019. Available at: >>> (accessed: 10.10.2022).
22 Смещение международной повестки с началом иракской кампании и период стабилизации политической обстановки в Афганистане открыто подняли вопрос о необходимости сократить влияние американской стороны в Центральной Азии. Нарастание противоречий между Москвой и Вашингтоном, характеризующееся некоторыми экспертами этапом новой биполярности или новой холодной войны, позволяет по-другому взглянуть на присутствие последних в регионе. Интенсификация сотрудничества между США и ЦА в сфере энергетики могла бы изменить акценты в мировой энергетике, сократив влияние России на этом направлении. Однако фактор иракской кампании как отвлёк вектор внимания от региона, так и поставил вопрос о целесообразности сотрудничества с Соединёнными Штатами в целом.
23

Наряду с нарастанием внутренних кризисов, нежеланием Вашингтона погружаться в «проблемы демократии» стран ЦА (об этом свидетельствует смирение с реалиями нелиберальной демократии в странах ЦА)6, Соединённые Штаты теряют свою притягательность в восприятии центральноазиатских стран7, а сами Штаты сокращают интерес в виду их затянувшегося участия в войне в Афганистане и Ираке. Неудавшаяся либеральная перспектива начала нулевых, предложенная Вашингтоном, потеряла свою актуальность особенно в условиях вспышек экстремизма и политической нестабильности в Ферганской долине и в столицах центральноазиатских республик, с одной стороны, сепаратизма в СУАР – с другой8. Так, в 2003–2008 гг. Вашингтон дистанцируется от этого внешнеполитического фокуса и начинает рассматривать регион только в южноазиатской перспективе.

6. Подробнее: Троицкий Е.Ф. Политика США в Центральной Азии (1992-2004). Томск. Изд-во Том.ун-та, 2005. С.170.

7. Богатуров А.Д., Дундич А. С., Троицкий Е. Ф. Центральная Азия: «отложенный нейтралитет» и международные отношения в 2000-х годах. Очерки текущей политики. Выпуск 4. М.: НОФМО, 2010. С. 39.

8. Там же. С.14.
24

Снижение внимания к региону с его проблемами со стороны США, предоставило возможность другим региональным лидерам, Китаю и России, занять эту нишу. В этом контексте важным является ответить на вопрос: Китай и Россия союзники или соперники в ЦА? Для этого следует определить, из чего состоят их внешнеполитические цели и задачи. Формат сотрудничества и прослеживающееся единодушие обоих региональных лидеров не исключает возможности конфликта их интересов. Политика России на этом направлении заключена в закреплении за РФ традиционной роли политического лидера в ЦА, то есть отвечает стремлению «повысить собственную значимость как субъекта мировой политики»9. Об этом свидетельствует и нереализованность целей и задач, и аморфность созданных региональных структур – (Евразийский экономический союз) ЕАЭС, СНГ и ШОС10. Зависимость центральноазиатских стран от России обеспечивает энергетическое лидерство страны, закрепляет за ней роль регулятора конфликтов. Также сформировавшееся сходство политических режимов образовало своего рода автократический вакуум, право на поддержание которого так ревностно оспаривалось западными акторами. Этот возникший политический антагонизм по линии запад-восток в дальнейшем станет одним из пунктов, консолидирующих группу центральноазиатских государств, Россию и КНР.

9. Малашенко А. Центральная Азия: на что рассчитывает Россия? / Алексей Малашенко; Моск. Центр Карнеги. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. – 7 с.

10. Stronski P., Sokolsky R. Multipolarity in Practice: Understanding Russia’s Engagement With Regional Institutions / Carnegie Endowment for International Peace, 2020. Available at: >>> (accessed: 10.10.2022).
25 Однако с презентацией Си Цзиньпином в 2013 г. инициативы «Один пояс – один путь» (известную также как инициатива Пояса и Пути) и объявлением о полном обновлении китайской высокотехнологичной промышленности в рамках «Сделано в Китае 2025» (Made in China – 2025), Центральная Азия и ряд других стран становятся площадкой для американо-китайской конкуренции. Конец китайского изоляционизма и завершения политики ограниченности взаимосвязей явился параллельным глобализации процессом, который позволил КНР интегрироваться в сложную систему мирохозяйственных связей в качестве «страны двух систем». Тем не менее, стремительный рост китайской экономики закрепил за Пекином представление о необходимости к переходу к экстенсивному развитию его экономики, что решило бы задачу перенакопления собственного трудового и промышленного ресурса. Так, политика «выхода в мир» эволюционировала в инициативу «Один пояс – один путь», которая была призвана возобновить и расширить торговые связи традиционного маршрута «Великого Шёлкового пути». В основе взаимодействия в рамках инициативы лежит принцип взаимовыгодного двустороннего сотрудничества, однако КНР часто обвиняют в попытке поглощения инфраструктурных проектов вследствие образовавшихся долговых обязательств. В таких обстоятельствах Центральная Азия с 2013 г. вновь оказывается в фокусе начавшегося американо-китайского соперничества.
26

Приблизительно в этом же временном промежутке, в 2010–2015 гг., Вашингтон обновляет стратегию Шёлкового пути, что ярко отображается в увеличении объёмов помощи в 2–2,5 раза по сравнению с предыдущими годами и интенсификации деятельности по этому направлению. Регион рассматривается в контексте «5 стран региона +1» (C5+1) – так США стремятся вписать Афганистан в ЦА и создать им совместную экономико-политическую перспективу11. Это стремление объединить два региона объясняется, во-первых, необходимостью решить проблему изолированности Афганистана, что обеспечило бы в будущем планомерный выход США из затянувшегося конфликта, во-вторых, создать прочную систему экономических связей и реализовать тем самым американскую «шёлковую» мечту по созданию альтернативного транспортного узла на евразийском пространстве.

11. U.S. Support for the New Silk Road // The White House Archive. Available at: >>> (accessed: 10.10.2022).
27

В этой связи следует подчеркнуть важность афганского контекста, обусловившего внимание к ЦА со стороны Вашингтона в 2010-х годах ввиду необходимости завершения участия в конфликте. Задача по завершению миссии в Афганистане заключает в себе несколько сложных проблем, касающихся будущего региона. Дилемма вывода войск из Афганистана, растянувшаяся на долгий период 2010–2020-х годов, заключается не в буквальном отсутствии возможности завершения военной операции, а в необходимости стабилизации фона вокруг региона. Таким образом, перезапуск стратегии в проект Нового Шелкового пути явился решением этих задач, ожидалось, что, простимулировав упрочение экономических взаимосвязей между Центральной и Южной Азией, удастся, с одной стороны, вовлечь Афганистан в региональную экономическую систему и реализовать его транзитный потенциал, а с другой стороны, распределить ответственность между соседними странами за процессы, происходящие внутри и вокруг Афганистана, непосредственно влияющие на их безопасность12. Однако попытка создать региональную экосистему по американскому проекту в период завершения миссии столкнулась с рядом проблем – от изменения расстановки сил в самом Афганистане до соперничества между крупными игроками за реализацию собственного проекта по стабилизации региона. Деградация обстановки в связи с приходом Движения талибов (ДТ, признано в РФ террористической организацией) к власти в августе 2021 г. привела к изолированности страны, к абстрагированию Соединённых Штатов от проблем региона. Следовательно, и ЦА теряет свой «контекст» в американской внешней политике в этой связи.

12. Starr S.F. A Partnership for Central Asia // Foreign Affairs. Vol. 84, No. 4. 2005. Available at: >>> (accessed: 10.10.2022).
28

Следуя описанной логике, как американо-китайское противостояние, так и российско-американский холодный конфликт – оба события могут поместить ЦА во внешнеполитический фокус этих акторов на сегодняшнем этапе. Нарастание противоречий и агонизация проблем, связанных со стремительным развитием Китая, режим которого воспринимается США в качестве обратного от демократического, формирует консенсус в американском обществе в восприятии Пекина в качестве одной из основных угроз для национальной безопасности13. Параллельно этому начало специальной военной операции (СВО) 24 февраля 2022 г. обнажило для общественности проблемы российско-американских отношений, о деградации которых не раз заявляли российские эксперты ранее14. И хотя дискуссия в экспертном сообществе о состоянии российско-американских отношений не закончена, в новой Стратегии национальной безопасности администрации Дж. Байдена также отображается противоречие.

13. The National Security Strategy of the United States of America. February 2015. Office of the Secretary of Defense. Available at: >>> (accessed: 10.10.2022);

14. Кременюк В.А. Уроки холодной войны: монография/ В.А. Кременюк; Ин-т США и Канады Рос.акад.наук. М.: ЗАО Издательство «Аспект Пресс», 2015. – 319 с.;
29

Так, американские стратеги указывают на завершение этапа эпохи постбиполярного противостояния, возвращаясь к риторике противостояния двух систем – демократии в лице США и их союзников, и автократии в лице России и Китая15, то есть к биполярной конфронтации нового типа. И хотя концепция холодной войны в риторике отвергается, суть упомянутой конфронтации доказывает её наличие. В дополнение введённый термин «совместное сдерживание»16 (integrated deterrence) перекликается со стратегией сдерживания (containment policy), разработанной в период холодной войны Дж. Кеннаном в 1940-х годах. Обозначенная задача по изменению внешней среды вокруг Москвы и Пекина с целью изменения политического поведения доказывает появление у ЦА нового контекстного фокуса. В новой стратегии центральноазиатские страны рассматриваются в качестве уязвимого партнёра, находящегося под влиянием России. А те же автократические процессы, происходящие в этих пяти странах, в восприятии Вашингтона стали результатом политической деятельности России17. По этой причине ЦА находит своё место в Стратегии национальной безопасности администрации Дж. Байдена. Очевидно, у региона есть все шансы стать ещё одним звеном в экономико-политическом противостоянии Вашингтона, Москвы и Пекина.

15. National Security Strategy 2022 / The White House Archive, October 2022. Available at: >>> (accessed: 10.10.2022).

16. Ibid. Part II, p. 22.

17. Ibid, Part III, p.25.

Библиография

1. Тренин Д. Что изменилось в мироустройстве за шесть месяцев спецоперации на Украине // Профиль, 14.09.2022. – Available at: https://profile.ru/politics/chto-izmenilos-v-miroustrojstve-za-shest-mesyacev-specoperacii-na-ukraine-1160528/ (accessed: 10.10.2022).

2. Central Asian republics’ economic dependence on China // SpecialEurasia, 4.02.2022. Available at: https://www.specialeurasia.com/2022/02/04/central-asia-china-economy/ (accessed: 10.10.2022)

3. Ежегодник СИПРИ 2019: вооружения, разоружение и международная безопасность: Пер. с англ. – ИМЭМО им. Е. М. Примакова РАН. – М.: ИМЭМО РАН, 2020. – С. 265.

4. Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой от 16.07.2001. Available at: http://www.kremlin.ru/supplement/3418 (accessed: 10.10.2022).

5. Рубин Б. Ситуация в сфере безопасности и мирный процесс в Афганистане: подходы России и США // ISSUU, 30.04.2019. Available at: https://issuu.com/ewipublications/docs/ewi-terrorism-in-afghanistan-joint-_b588ffbf939022 (accessed: 10.10.2022).

6. Подробнее: Троицкий Е.Ф. Политика США в Центральной Азии (1992-2004). Томск. Изд-во Том.ун-та, 2005. С.170.

7. Богатуров А.Д., Дундич А. С., Троицкий Е. Ф. Центральная Азия: «отложенный нейтралитет» и международные отношения в 2000-х годах. Очерки текущей политики. Выпуск 4. М.: НОФМО, 2010. С. 39.

8. Там же. С.14.

9. Малашенко А. Центральная Азия: на что рассчитывает Россия? / Алексей Малашенко; Моск. Центр Карнеги. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012. – 7 с.

10. Stronski P., Sokolsky R. Multipolarity in Practice: Understanding Russia’s Engagement With Regional Institutions / Carnegie Endowment for International Peace, 2020. Available at: https://carnegieendowment.org/2020/01/08/multipolarity-in-practice-understanding-russia-s-engagement-with-regional-institutions-pub-80717 (accessed: 10.10.2022).

11. U.S. Support for the New Silk Road // The White House Archive. Available at: https://2009-2017.state.gov/p/sca/ci/af/newsilkroad/index.htm (accessed: 10.10.2022).

12. Starr S.F. A Partnership for Central Asia // Foreign Affairs. Vol. 84, No. 4. 2005. Available at: https://www.foreignaffairs.com/articles/asia/2005-07-01/partnership-central-asia (accessed: 10.10.2022).

13. The National Security Strategy of the United States of America. February 2015. Office of the Secretary of Defense. Available at: https://history.defense.gov/Portals/70/Documents/nss/NSS2015.pdf?ver=TJJ2QfM0McCqL-pNtKHtVQ%3d%3d (accessed: 10.10.2022); The National Security Strategy of the United States of America. December 2017. Office of the Secretary of Defense. Available at: https://history.defense.gov/Portals/70/Documents/nss/NSS2017.pdf?ver=CnFwURrw09pJ0q5EogFpwg%3d%3d (accessed: 10.10.2022) (accessed: 10.10.2022); The National Security Strategy of the United States of America. October 2022. Office of the Secretary of Defense. Available at: https://www.whitehouse.gov/wp-content/uploads/2022/10/Biden-Harris-Administrations-National-Security-Strategy-10.2022.pdf (accessed: 10.10.2022).

14. Кременюк В.А. Уроки холодной войны: монография/ В.А. Кременюк; Ин-т США и Канады Рос.акад.наук. М.: ЗАО Издательство «Аспект Пресс», 2015. – 319 с.; Рогов С.М. Новая холодная война: последствия для российского общества. Вестник РАН, 2020, T. 90, № 3, стр. 279-292. Available at: https://sciencejournals.ru/view-article/?j=vestnik&y=2020&v=90&n=3&a=Vestnik2003019Rogov (accessed: 10.10.2022).

15. National Security Strategy 2022 / The White House Archive, October 2022. Available at: https://www.whitehouse.gov/wp-content/uploads/2022/10/Biden-Harris-Administrations-National-Security-Strategy-10.2022.pdf (accessed: 10.10.2022).

16. Ibid. Part II, p. 22.

17. Ibid, Part III, p.25.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести