При оценке нынешнего сложного положения дел и в российской и американской литературе наблюдается тенденция все сводить к украинскому кризису. Вместе с тем, очевидно, что трудности и проблемы нарастали постепенно на протяжении истекших двух десятилетий. Украинский кризис лишь стал последней каплей, повлекшей новый виток конфронтации.

Напомним, что выработка принципов отношений между Россией и США была начата при администрации Дж.Буша-старшего (1989– 1993 гг.). Были подписаны Кэмп-Дэвидская декларация президентов России и США (1 февраля 1992 г.) и Хартия российско-американского партнёрства и дружбы (19 июля 1992 г.). В них говорилось, что обе стороны не рассматривают друг друга в качестве противников, а их отношения будут характеризоваться дружбой и партнёрством, основанным на взаимном уважении и общей приверженности демократии и экономической свободе. В названных документах содержание понятия «партнёрство» конкретно не определялось. Очевидно, его следовало трактовать как общее стремление к налаживанию сотрудничества в сферах контроля над стратегическими вооружениями, нераспространения ядерного оружия, урегулирования региональных конфликтов, противодействия терроризму, борьбы с торговлей наркотиками и предотвращение деградации окружающей среды. Особо подчёркивалось намерение сторон сотрудничать в утверждении общих демократических ценностей, верховенства закона, уважения прав человека, включая права меньшинств, уважения границ. Но тезис о строительстве отношений на базе общих интересов не упоминался.

Президент Дж.Буш-ст. отверг попытки российской стороны записать в документы положение о том, что бывшие противники движутся в направлении союзничества: «Мы используем переходные формулировки, - заявил он, - потому что не хотим действовать так, будто все наши проблемы решены» [1]. Последующие события показали, что «переходным формулировкам» суждена долгая жизнь. Идея тогдашнего министра иностранных дел РФ А.Козырева о «естественности союзничества» России с развитыми демократическими государствами Запада оказалась преждевременной.

В соответствии с таким подходом строилась и практическая политика американской администрации. США активно сотрудничали в деле присоединения Украины, Казахстана и Белоруссии к Договору СНВ-1 в качестве безъядерных государств. США и Россия были заинтересованы в том, чтобы на постсоветском пространстве осталась только одна ядерная держава – Россия. В декабре 1993 г. в США была принята программа совместного снижения угроз («программа Нанна – Лугара»), предусматривавшая оказание помощи России в уничтожении сокращаемых ядерных и химических вооружений. Согласно данным российских специалистов, в течение 1993-2013 гг. Соединённые Штаты безвозмездно выделили более 9 млрд. долларов, если считать и расходы на трудоустройство учёных и специалистов, занимавшихся разработкой и созданием оружия массового уничтожения. За эти годы было демонтировано примерно 7000 ядерных боеголовок; уничтожено более 400 ракетных шахт; ликвидировано более 1400 стратегических ядерных носителей, переработано 150 тонн оружейного урана; а также уничтожено 30000 тонн жидкого ракетного топлива. Но президент Дж.Буш-ст. не пошел на оказание России какой-либо финансовой помощи. Кандидат от демократической партии на выборах 1992 г. Б. Клинтон подвергал Буша критике за нежелание оказать экономическую помощь России.

<h3><strong>Комиссия Гор - Черномырдин </strong></h3> <p>&nbsp;</p> <p>Администрация Клинтона (1994 – 2001 гг.) подтвердила принципы и положения Кэмп-Дэвидской декларации и Хартии российско-американского партнёрства и дружбы. В подписанной в апреле 1993 г. президентами России и США Ванкуверской декларации говорилось о &laquo;твёрдой приверженности динамичному и эффективному российско-американскому партнёрству&raquo;. В декларации также содержалось положение о том, что совместными усилиями удалось добиться &laquo;нового качества российско-американских отношений&raquo; [2]. Сторонам действительно удалось решить ряд важных вопросов безопасности в духе партнёрства. В декабре 1993 г. Конгресс США принял закон о поддержке реформ в &laquo;нарождающихся демократиях&raquo; на постсоветском пространстве, отменявший многие ограничения времён холодной войны, включая поправку Джексона-Вэника. Её временная отмена предоставляла России режим наибольшего благоприятствования на основе ежегодного продления. Расширились масштабы помощи США по программе Нанна-Лугара. Осенью 1994 г. была достигнута трёхсторонняя договорённость США, России и Великобритании о передаче России оставшегося на территории Украины ядерного оружия (в обмен на гарантии её суверенитета, безопасности и территориальной целостности) и присоединения этой страны к ДНЯО в качестве безъядерного государства.</p>

Были предприняты первые шаги по институционализации партнёрства, что нашло, прежде всего, выражение в учреждении в 1993 г. Российско-американской комиссии по экономическому и технологическому сотрудничеству («комиссия Гор – Черномырдин»). Приоритетными направлениями её деятельности стали содействие в наращивании торговых и инвестиционных потоков, устранение барьеров в торговле, обмен информацией о потенциальных торговых спорах, улучшение доступа на рынки, помощь в развитии мелкого предпринимательства в России, разработка стратегии интеграции РФ в мировую экономику, включая совместную работу по вопросам вступления России в ВТО.

Не без содействия комиссии к концу 90-х годов. США стали вторым после Германии торговым партнёром России: объём взаимной торговли за 1993-1999 годы вырос более чем в 2,5 раза, достигнув 9,536 млрд. долларов. По сумме накопленных инвестиций в России США также вышли на второе место после Германии (6,3 млрд. долл. к началу 2001 г.). Поскольку комиссия замышлялась как некий запасной канал общения двух стран, то иногда на её заседаниях обсуждались и политические аспекты отношений, в частности, проблемы балканского урегулирования. Вместе с тем, в других сферах отношений подобного рода координирующие органы отсутствовали. Исключение составляли лишь Постоянная консультативная комиссия и Совместная комиссия по наблюдению и инспекциям, следившие за реализацией Договора о ПРО (1972 г.) и Договора СНВ-1 (1991 г.) соответственно.

В 90-е годы Россия была принята в такие авторитетные международные институты, как МВФ, ВБ, Парижский и Лондонский клубы кредиторов, АТЭС, «Большую Семёрку». Превращение России в полноправного участника политической части «большой восьмёрки» (начиная с её июльской встречи 1994 г. в Неаполе) стало результатом личного лоббирования Клинтона, который видел в этом «сравнительно недорогой, но очень эффективный способ привязывания Ельцина, а значит и России, к Западу» [3]. К тому же, администрация Клинтона рассматривала вступление России в упомянутые организации, особенно в «семёрку», в качестве некоей «компенсации» за принятое решение о расширении НАТО на восток.

Во время очередной российско-американской встречи на высшем уровне в Москве в январе 1994 г. американская сторона согласилась включить в текст Московской декларации понятие «стратегическое партнёрство», которое по идее и должно было определять тип и характер отношений между Россией и США в дальнейшем, причём в формулировке: «российско-американские отношения вступили в новую стадию зрелого стратегического партнерства». В декларации, во-первых, подтверждалась «обоюдная приверженность сторон общим ценностям» - демократия, права человека, рыночная экономика, разоружение, урегулирование конфликтов мирными способами. Во-вторых, сохранение и развитие всего потенциала в области контроля над стратегическими и обычными вооружениями, созданного в предыдущие годы. В-третьих, взаимное согласие на развитие всесторонних торгово-экономических отношений и, в частности, обещания широкой американской помощи процессу реформ в России. Кстати сказать, исходным тезисом политики Клинтона касательно России как раз и являлось намерение вести дело «к стратегическому союзу с российскими реформами». В-четвёртых, обещания США содействовать приёму России во все ведущие международные организации и институты, занимающиеся регулированием мировой торговли и экономики. И, наконец, общая озабоченность вопросами экологии, международного терроризма, транспортировки наркотиков и др.

Таким образом, «стратегическое партнёрство», излагая в принципе правильные и достойные поддержки задачи, всё же оставалось декларацией, не предусматривавшей в большинстве случаев ни определённых процедур и механизмов консультаций и разрешения споров, ни сохранения постоянных институтов взаимоотношений, за исключением «комиссии Гора – Черномырдина». Более того, администрация избрала в отношении России тактику мягкого, но неуклонного давления, прозванную в Госдепартаменте “table and stick” (нечто вроде «не мытьём, так катаньем») в сочетании с небольшими тактическими уступками. Такой курс имел мало общего с «партнёрством». Уже к середине 90-х годов отношения оказались в ситуации «холодного мира», а в Вашингтоне заговорили о «прагматичном партнёрстве» с его принципом, по характеристике тогдашнего шефа Пентагона У.Перри, «надеяться на лучшее и готовиться к худшему», т.е. к возможности возвращения России к авторитаризму и антизападной политике. В отношениях стали нарастать противоречия геополитического характера, особенностей государственного устройства, разности векторов исторического развития обеих стран. Уровень отношений в 1996-1999 гг. стал заметно ухудшаться, координация политики обоих государств практически исчезла (война НАТО в Югославии).

Клинтон ограничился оказанием России помощи объёмом 1,6 млрд. долларов, в основном на гуманитарные цели. Правда, под давлением администрации «большая семёрка» на своей встрече в Токио (июль 1993 г.) выделила России в виде кредитов сумму в 28,4 млрд. долларов. На деле же, как показывают подсчёты российских и американских специалистов, Россия получила лишь около половины обещанных средств. Прежними оставались не только механизм финансового содействия, но и его рецепты в духе «шоковой терапии», весьма далёкой от потребностей России. Сам Клинтон, оценивая эту политику уже после завершения президентства, с сожалением отмечал, что «Америке следовало бы сделать больше, гораздо больше, в попытках облегчить переход России к рыночной экономике, особенно в смягчении травм и деформаций, принесённых приватизацией» [4]. Ожидания российской стороной своего рода «плана Маршалла» для России не оправдались.

Российская общественность ставила знак равенства между демократией и негативными последствиями «шоковой терапии».

Острые разногласия возникли и в связи с кризисами на Балканах, сначала в Боснии, а затем в Косово. Вначале НАТО объявила всю территорию некогда неприсоединившейся Югославии «зоной ответственности» блока, а затем сумела добиться передачи Советом Безопасности ООН при вялом сопротивлении России блоку НАТО функций по «принуждению к миру» в регионе. Система Дейтонских соглашений 1995 г., в достижении которых Россия играла чисто символическую роль, только закрепила фактический переход всей зоны бывшей Югославии в сферу контроля НАТО. Бомбардировка НАТО Югославии в марте 1999 года в обход Совета Безопасности ООН и вопреки возражениям России привела к первому серьезному кризису в российско-американских отношениях после холодной войны. Однако дипломатии США удалось привлечь Россию к послекризисному урегулированию конфликта, хотя возможность военного столкновения между Россией и НАТО была признана обеими сторонами.

Политика США в балканском урегулировании убедительно продемонстрировала нереалистичность ожиданий, будто США согласятся на строительство равноправных «партнёрских» отношений с Россией, даже если последняя будет стараться «сотрудничать» с Вашингтоном. Наоборот, весь процесс переговоров в Дейтоне и заключение соответствующих соглашений в 1995 г. обнаружил, как США представляли себе «партнёрство» с Россией: право «совещательного» голоса для России и безоговорочное одобрение решений Вашингтона. Как представляется, именно балканские события в значительно большей степени, чем последовавшая в 1996-1997 гг. полемика вокруг планов расширения НАТО на восток, засвидетельствовала пренебрежение интересами и позицией России со стороны США. Бомбардировка натовской авиации Югославии только укрепило это мнение.

<h3><strong>Расширение НАТО </strong></h3> <p>&nbsp;</p> <p>Решение о приёме в НАТО Чехии, Польши и Венгрии было принято в 1995 году вопреки возражениям России. Попытка президента Ельцина достичь с Клинтоном на саммите в 1997 г. в Хельсинки некоего &laquo;джентльменского&raquo; соглашения о неприёме в альянс стран Балтии до периода после в 1996 г. была решительно отклонена. Президент США не хотел ослабления внутриполитических позиций Ельцина, в условиях, когда многие на Западе не исключали возможности победы на выборах 1996 года лидера КПРФ Г.Зюганова. Подписание в мае 1997 г. Основополагающего акта между Россией и НАТО мало что дало, поскольку Россия продолжала рассматривать политику расширения блока как действие, дестабилизирующее положение в Европе, и откровенно перестала доверять своему &laquo;партнёру&raquo;. США со своей стороны, как показали последующие события, были преисполнены решимости вести дело к дальнейшему расширению блока.</p>

Таким образом, новая система безопасности в Европе строилась вопреки позициям России. Никто серьезно не рассматривал вопрос о присоединении России к ЕС или НАТО. По словам Клинтона, идея вступления России в НАТО «витает в заоблачных высотах». «Если и настанет день, когда Россия станет членом НАТО, - говорил он, - то очевидно, что это будет совершенно другая Россия, другая НАТО и другая Европа» [5].

Весьма существенным раздражителем в отношениях являлось непрекращающееся давление Вашингтона на Россию с целью прекращения её военно-технического сотрудничества с Ираном, включая и строительство атомной станции в Бушере. Против ряда российских предприятий и научно-исследовательских организаций за поставки, по утверждениям администрации, ядерных материалов в Иранскую республику, были введены санкции.

Не было и не могло быть никакого «партнёрства» в том, что касается постсоветского пространства. США оказывали противодействие политической и военной интеграции в рамках СНГ с целью закрепления там «геополитического плюрализма». Первоначальная ориентация Клинтона и его окружения на Россию как локомотив «демократического транзита» на постсоветском пространстве постепенно сменилась линией на создание своего рода системы «сдержек и противовесов» вокруг России из новых прозападных режимов ГУАМ (Грузия, Украина, Армения, Молдова). Новой сферой интересов США был объявлен регион Каспийского моря, где под лозунгом обеспечения «свободного доступа» к каспийской нефти, администрация стремилась ограничить влияние России.

90-е годы стали потерянным периодом для процесса дальнейшего ограничения и сокращения стратегических вооружений. Эти вопросы стали предметом острой борьбы в США и в России. Государственная Дума (в пику Ельцину) отказалась ратифицировать Договор СНВ-2. Этот факт использовался администрацией Клинтона в качестве аргумента для отказа от разработки и подписания Договора СНВ-3. Конгресс США одобрил Договор СНВ-2 только в 1996 г., а Государственная Дума России – в 2000 г. Усилившееся давление со стороны ВПК и его союзников в Конгрессе привели к принятию в мае 1999 г. законодательным органом США закона о «Национальной противоракетной обороне», предусматривавшего развёртывание НПРО «в кратчайшие технологически возможные сроки» [6]. Администрация Клинтона стремилась совместить работу по созданию НПРО с сохранением Договора о ПРО за счёт его адаптации, но такой подход не нашёл понимания с российской стороны. Механизм подрыва Договора 1972 г. был запущен в полную силу. К тому же, в октябре 1999 года Сенат США вопреки давлению администрации торпедировал ратификацию одобренного 160 странами Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний, который стал самым важным после Версальского мира договором, отвергнутым Сенатом США.

Наконец, свою долю ответственности несла и российская сторона. В 1992-1993 гг. она не сумела предложить руководству США в качестве реалистической цели «ограниченное партнёрство». В выдвинутой явно преждевременно идее «общих ценностей» вопрос о возможных препятствиях, подспудных противоречиях и «подводных камнях» даже не ставился. Иными словами, задача всесторонне оценить дихотомию «соперничества – сотрудничества» в российско-американских отношениях и определить, насколько сильным оставался потенциал «соперничества» и каких мер и средств потребовало бы его урегулирование, чтобы ставить задачу достижения «партнёрских» отношений с США, не была решена. В реальности же обнаружилось достаточное количество проблем, где интересы США и России не просто расходились, а порой угрожали конфликтом (Балканы, расширение НАТО, Иран и др.). В России усилились позиции националистов и популистов, которые решили сыграть на антиамериканских настроениях, развившихся среди части российской общественности как реакция на несбывшиеся надежды на широкую американскую помощь.

В США в свою очередь увеличилось число исследований, в том числе в Конгрессе, о растущей преступности в России и о проникновении «русской мафии» в США. Причём все эти материалы, которые несомненно укрепляли чувства недоверия и подозрительности в адрес России, публиковались и анализировались на фоне таких объективных событий, как необъявленная война в Чечне, «дикая приватизация», небывалое обогащение олигархов и огромное социальное расслоение, коррупция, царившая в разных эшелонах российской власти, неспособность правительства справиться с кризисом экономики и разработать курс социальных реформ, способных обеспечить безусловную поддержку демократическим преобразованиям, а также все другие неприглядные факты, усиливавшие среди американцев сомнения в уместности и желательности партнёрства с Россией. Дефолт 1998 г. в России усилил сомнения американцев в эффективности как самих российских реформ, так и содействия им со стороны США. Это в свою очередь укрепляло в США настроения в пользу опоры на силу, прежде всего – на блок НАТО, а также - на других союзников, а не на «непредсказуемую и ненадёжную» Россию.

Администрация демократов всё больше дистанцировалась от Москвы и даже отказалась от самой фразеологии «партнёрства». К концу президентства Клинтона большие надежды Вашингтона на превращение России в рыночную демократию западного образца и лояльного партнёра США сменились глубоким разочарованием.

<h3><strong>Отношения В.В.Путин – Дж.Буш-младший </strong></h3> <p>&nbsp;</p> <p>Разрыв между декларациями о &laquo;стратегическом партнерстве&raquo; и реальным положением дел в отношениях между Россией и США стал еще более глубоким при администрации Дж. Буша-мл. (2001 – 2009 гг.). Президент Буш пришел к власти с твердым намерением ужесточить политику США в отношении России, в том числе прекратить оказание помощи ей в связи со второй войной в Чечне. Однако трагические события 11 сентября 2001 г. дали ощутимый толчок для позитивной перестройки отношений между Россией и США. Открылась ещё одна сфера реального взаимодействия обеих стран, в том числе в деле свержения режима талибов в Афганистане.</p>

Администрация заговорила о «новых стратегических отношениях» между США и Россией для XXI века. В этом контексте были приняты Совместное заявление о новых отношениях между Россией и США (13 ноября 2001 г); Московская декларация о новых стратегических отношениях между РФ и США (24 мая 2002 г) и Декларация о стратегических рамках российско-американских отношений (г. Сочи, 6 апреля 2008 г). Названные документы по своему содержанию мало чем отличались от тех, которые подписывались во времена Клинтона. Правда, в них больше внимания уделялось расширению связей между обществами, народами, бизнесом двух стран, общественных и культурных обменов и контактов. Новое состояло в том, что стороны стали фактическими союзниками в глобальной войне против международного терроризма и, прежде всего, в Афганистане. Правда, Сочинская декларация стояла особняком, ибо она действительно представляла собой своего рода достаточно проработанную «дорожную карту» российско-американских отношений в сферах безопасности и контроля над вооружениями, предотвращения распространения оружия массового уничтожения, борьбы с терроризмом, стратегического экономического сотрудничества. Кондолиза Райс даже сравнивает её с Основами отношений между СССР и США, подписанными в 1972 г. [7]

В реальности политика администрации Дж. Буша-мл. на российском направлении была весьма противоречива. Руководство России пошло на односторонние шаги для улучшения отношений с Соединенными Штатами: помимо помощи американцам по Афганистану и других форм сотрудничества в борьбе с международным терроризмом, Москва отказалась от своей военно-морской базы во Вьетнаме и закрыла расположенную на Кубе станцию электронного слежения за США, весьма сдержанно отреагировала на выход Вашингтона из Договора ПРО и включение стран Балтии в НАТО. Вашингтон, со своей стороны, снизил накал критики внутренней политики России и пошел на заключение Договора о сокращении стратегических наступательных потенциалов (СНП) 2002 г., который был призван возобновить процесс ограничения стратегических вооружений. Однако это соглашение имело существенные изъяны: сокращение стратегических боезарядов обеих сторон не было обеспечено полноценной процедурой верификации и резервированием возможности складирования боезарядов, в чем главным образом была заинтересована американская сторона. Кроме того, Договор не затрагивал приоритетных для России проблем противоракетной обороны и космического оружия. 6 мая 2008 г. было подписано российско-американское Соглашение о сотрудничестве в области мирного использования атомной энергии («Соглашение 123»).

По большому счету Вашингтон не ответил взаимностью на уступки, в том числе – по вопросам отмены пресловутой поправки Джексона-Вэника и вступления России в ВТО. Дело ограничилось только подписанием в 2006 г. двустороннего протокола о присоединении России к ВТО и признанием рыночного характера российской экономики в соответствии с американскими законами и критериями.

Администрация продолжила прежний курс Вашингтона на расширение Североатлантического альянса «от Балтийского до Черного моря» (по словам Дж. Буша). Правда, в отличие от политики Клинтона теперь оно оправдывалось доводами не столько «коллективной безопасности», сколько совместной обороны от новых угроз (прежде всего – международного терроризма). Кроме того, повышенную роль сыграли геополитические соображения – выход альянса на стратегически важные регионы Балтийского, Каспийского и Черного морей, Закавказья и Центральной Азии. Отчетливо прозвучал и новый мотив – расширить и укрепить проамериканский фланг в НАТО за счет «новой Европы», т.е. приема Болгарии, Эстонии, Литвы, Латвии, Румынии, Словении и Словакии.

Помимо расширения НАТО и войны в Ираке, серьёзным раздражителем в отношениях с Россией стали новые американские планы создания глобальной ПРО, особенно по развертыванию третьего позиционного района (ТПР) в Восточной Европе (размещение мощного радара в Чехии и базы ракет-перехватчиков в Польше). Что касается войны США в Ираке, то президент России оценил её как «большую стратегическую ошибку» [8] и как проявление «кулачного права» в международных отношениях. Но особое раздражение в Вашингтоне вызвала совместная критика военных действий США лидерами ФРГ, Франции и России, что рассматривалось как подрыв основ атлантической солидарности рядом ключевых союзников Америки. По мнению же президента России В.В. Путина, именно с войны в Ираке российско-американские отношения начались заметно ухудшаться [9].

Еще более серьёзной проблемой в этих отношениях оставалась конкуренция за влияние на постсоветском пространстве. Администрация Дж. Буша-мл. продолжила курс своих предшественников на противодействие интеграционным процессам с участием России и поддержку наиболее прозападных сил на этом пространстве, особенно в Украине и Грузии. Это было частью общей стратегии США, которую некоторые российские специалисты назвали «стратегией перемалывания», т.е. линией на формирование и поддержание сети не особенно сильных и не слишком устойчивых новых государств, вовлеченных в сотрудничество и отношения «ассиметричного взаимодействия» с Западом. Конечная геополитическая цель этой стратегии оставалась той же, что и на протяжении большей части ХХ века: предотвращение появления на пространстве Евразии гегемона, угрожающего американским интересам.

Действуя в основном через неправительственные каналы (благотворительные фонды, общественные и партийные организации), Вашингтон способствовал успеху «цветных революций» в Украине и Грузии, а затем стал оказывать политическую, финансовую и военную помощь образовавшимся в их результате антироссийским режимам В. Ющенко и М. Саакашвили. С подачи США в натовских кругах стала активно обсуждаться перспектива скорого вступления в НАТО Украины и Грузии, которым был предложен план действий по подготовке к этому вступлению. Согласно утверждению Буша, «угроза со стороны России оправдывала предоставление таких планов для Украины и Грузии, ибо маловероятно что Россия проявила бы агрессию по отношению к странам, собирающимся стать членами НАТО» [10]. Такого плана, в силу возражения Франции и Германии, Грузия и Украина не получили, но им было обещано членство в альянсе в будущем. Все эти шаги вызывали остро негативную реакцию Москвы и привели к резкому охлаждению российско-американских отношений. Кульминацией этой напряженности стало нападение Грузии на Южную Осетию и российских миротворцев в августе 2008 г., совершенное, по всей видимости, при молчаливом согласии Белого дома. Провалившаяся авантюра грузинского руководства и его заокеанских покровителей, изображавшаяся в США как «агрессия авторитарно-имперской России» против «маленькой демократической Грузии», завела российско-американские отношения в тупик.

Необходимо в этой ситуации напомнить, что ещё во времена Клинтона ряд авторитетных политиков, в частности, У. Перри, высказывались за то, чтобы лет на 10-15 отложить расширение НАТО, которое неизбежно приведет к отчуждению России. С такой же оценкой выступил уже после отставки и Р. Гейтс, занимавший пост министра обороны в администрациях Буша и Обамы. По его мнению, процесс формирования политики США в отношении России после президентства Дж. Буша-ст. был «плохо налажен». Быстрый прием в НАТО стран Балтии, Чехии, Польши и Венгрии был оправдан, но затем процесс расширения следовало бы притормозить. Попытки же втянуть Грузию и Украину в НАТО в действительности были «сверхреакцией». США оказались не в состоянии проявить достаточную чувствительность к факту вековых связей между Россией и Украиной, и в этом контексте планы Вашингтона были, по его оценке, ничем иным, как «монументальной провокацией». К тому же весьма сомнительно чтобы европейцы, тем более американцы, были бы готовы воевать за интересы Украины или Грузии. «Следовательно, - подводит итог Гейтс, - расширение НАТО являлось политическим актом, а не принятие тщательно продуманных военных обязательств, при этом игнорировалось то, что русские рассматривали в качестве своих жизненно важных интересов» [11].

<h3><strong>Отход от &laquo;партнерства&raquo;</strong></h3> <p>&nbsp;</p> <p>За истекшие годы XXI века изменилось и положение России в мире, и отношение к ней в Соединенных Штатах. Сменивший Б.Ельцина президент В.Путин быстро консолидировал управление страной. По сравнению с 1990-ми годами Россия добилась устойчивого экономического роста, правда, в основном, за счет беспрецедентного взлета мировых цен на углеводороды и относительной социально-политической стабильности. Москва получила крупные свободные капиталы для инвестиций, расплатилась с государственным долгом, резко (вчетверо за 2001-2008 годы) увеличила финансирование национальной обороны [12]. Укрепление России проявилось в повышении дипломатической активности Москвы на всех континентах, нежелании идти в фарватере США в разрешении региональных кризисов (Косово, Палестина, Иран, КНДР). Россия активизировала независимые от США, НАТО, ЕС межгосударственные объединения – ОДКБ, ШОС, БРИКС, стала открыто противодействовать США в военно-технической сфере (например, в развитии ПРО США и НАТО). Самое главное, РФ начала энергичные попытки объединения под своим лидерством постсоветского пространства и вытеснения оттуда влияния Запада. Речь президента России в Мюнхене в 2007 г. стала сигналом Западу о том, что Россия больше не намерена играть по прежним правилам и претендует на равноправные отношения, или будет идти своим путем. Реакция Запада на это состояла в том, чтобы воспрепятствовать усилиям России по формированию своей сферы влияния (&laquo;сферы привилегированных интересов&raquo;). В США, к тому же, стало складываться новое видение России как страны, в которой происходит нарастание авторитарных тенденций, проявлений &laquo;имперских&raquo; подходов к соседним странам, в том числе в использовании энергетических ресурсов в качестве главного инструмента обеспечения своих внешнеполитических интересов.</p>

В плане практической политики США речь шла об отрицании возможности партнерских отношений с Россией, о целесообразности перехода к концепции «избирательного сотрудничества» в отдельных важных для США областях. Расширение же сотрудничества необходимо увязывать самым непосредственным образом со степенью демократизации российского общества. Иными словами, обнажились идеологические противоречия между либеральным капитализмом США и авторитарной моделью российского общественного развития. Неслучайно, президент Дж.Буш-мл. выражает в своих мемуарах «разочарование» тем, что несмотря на совместные действия по преодолению холодной войны, «Россия не оправдала его ожиданий» [13].

Наконец, администрация серьезно ослабила институциональные механизмы отношений, сформированные при демократах. Была распущена Комиссия Гор – Черномырдин, а вместо неё возникли совместные органы в отдельных сферах российско-американских отношений. В частности, была создана Консультативная группа по вопросам стратегической безопасности во главе с министрами иностранных дел при участии других должностных лиц. Группа, как предполагалось, выступала в качестве основного механизма укрепления взаимного доверия, расширения транспарентности, обмена информацией и обсуждения стратегических вопросов. Но зачастую результаты этих обсуждений тонули, по словам К.Райс, «в недрах вашингтонской бюрократии» [14]. Контакты же таких органов, как Деловой и Энергетический диалоги с руководителями российских и американских министерств и ведомств носили эпизодический и необязательный (для государственных бюрократов) характер.

Пришедшая в 2009 г. к власти администрация Б.Обамы придерживалась более прагматичного подхода к отношениям с Россией, исходя из понимания нежелательности их дальнейшего обострения при наличии ряда острых для США внешнеполитических проблем. Обращает на себя внимание тот факт, что в подписанном 1 апреля 2009 г. в Лондоне Совместном заявлении Президента Российской Федерации Д.А.Медведева и Президента Соединенных Штатов Америки Б.Обамы термин «партнерство» вообще отсутствовал. В заявлении провозглашалось намерение двух государств строить отношения на основе «многих общих интересов» и решимость совместно работать над укреплением стратегической стабильности и международной безопасности, противостоять глобальным вызовам современности и решать возникающие разногласия в духе взаимного уважения и признания интересов друг друга. Заявление представляло собой своего рода повестку дня отношений двух государств и, прежде всего, в области контроля над вооружениями и их сокращения, нераспространения оружия массового уничтожения и средств их доставки. Подчеркивалась и необходимость более тесного сотрудничества между общественными кругами, расширения научных и культурных обменов, взаимодействия между неправительственными организациями. И лишь в самой заключительной части заявления говорилось о стремлении руководствоваться верховенством закона, уважением основных свобод и прав человека, терпимости к иным взглядам.

Политика «перезагрузки», как известно, позволила достичь ряда существенных позитивных результатов: подписан и ратифицирован Договор СНВ-3, отменена поправка Джексона – Вэника, Россия стала членом ВТО.

Администрация Б.Обамы предприняла серьезные попытки облечь сотрудничество между Россией и США в институциональные рамки. Это, прежде всего, учреждение в 2009 г. Российско-американской президентской комиссии, координировать деятельность которой должны главы дипломатических ведомств двух государств. В этой комиссии было сформировано большое количество рабочих групп по широкому спектру двустороннего сотрудничества. Не следует недооценивать проводившиеся в рамках комиссии различные мероприятия в таких областях, как ядерная безопасность, энергетика, сотрудничество в чрезвычайных ситуациях, борьба с торговлей наркотиками, здравоохранение, культура, образование и т.д. Хотя эти темы редко попадали на первые страницы СМИ, мероприятия в рамках комиссии постепенно формировали «ткань» взаимного сотрудничества, ведь одной из главных причин медленного прогресса в российско-американских отношениях остается их гипертрофированная зависимость от процессов контроля над вооружениями.

Тем не менее, первый же серьезный кризис в двусторонних отношениях, спровоцированный принятием «закона Магнитского» в США и «закона Димы Яковлева» в России, а также принятие в РФ ряда других законодательных актов (прежде всего, закона об иностранных агентах), которые, по мнению Вашингтона, ограничивают гражданские свободы, непосредственно повлиял на работу президентской комиссии. В конце января 2013 г. администрация США уведомила Москву о решении выйти из рабочей группы по вопросам гражданского общества. Очевидно и то, что этот шаг Вашингтона был не в последнюю очередь продиктован решением В.В.Путина баллотироваться на новый срок в президенты России. Ведь Вашингтон, пусть и негласно, рассчитывал на то, что главным партнером Б.Обамы, в том числе и в работе комиссии, останется Д.А.Медведев.

В вышедших недавно мемуарах тогдашний государственный секретарь США Х.Клинтон пишет о том, что еще в январе 2013 г. перед своим уходом из государственного департамента отправила записку президенту Б.Обаме о России и о последствиях возвращения В.Путина на пост президента для отношений с ней: «… Я все еще верила, что конструктивные отношения с Россией, если это возможно, отвечают долгосрочным национальным интересам США. Но нам следует быть реалистами в отношении намерений Путина и той опасности, которую он представляет для соседей России и глобального порядка, и, следовательно, строить свою политику в соответствии с этим. В мрачных тонах я писала президенту о предстоящих трудных временах, и что наше отношения с Москвой наверняка ухудшатся прежде чем наметится тенденция к их улучшению… Медведев мог бы заботиться об улучшении отношений с Западом, но Путин придерживается неверного взгляда о том, что мы больше нуждаемся в России, нежели она в Америке. Он рассматривает США в основном в качестве соперника. И он ощущает страх в силу поднимающейся оппозиции в собственной стране и падения автократии на Ближнем Востоке и в других регионах. Это не могло создавать необходимые предпосылки для позитивных отношений». По словам Клинтон, она предложила ужесточить политику в отношении России в том числе не проявлять поспешной готовности к контактам с Путиным, отказаться от встречи с ним в Москве осенью 2013 года. Только сила и решимость Запада может оказать на него отрезвляющее влияние. Уже к концу 2014 года и началу украинского кризиса, подчеркивает Клинтон, «отношения были испорчены» [15].

Главный же фактор, в силу которого «перезагрузка» постепенно деградировала и сошла на нет, а взаимные разногласия взяли верх над необходимостью сотрудничества в различных областях, лежит в той сфере, от которой российско-американские отношения больше всего зависят – в сфере безопасности и контроля над вооружениями. Заключение Договора СНВ-3 отнюдь не сняло взаимных противоречий в таких ключевых вопросах, как взаимосвязь между СНВ и ПРО, которую даже в видоизмененной концепции, принятой администрацией Б.Обамы, Москва считает потенциальной угрозой для своих стратегических ядерных сил. К тупику, возникшему в вопросе о противоракетной обороне США/НАТО в Европе, добавляется настороженное отношение России к предложениям американской администрации о дальнейших радикальных сокращениях стратегических ядерных вооружений и нежелание Москвы обсуждать вопрос о сокращении тактического ядерного оружия (ТЯО) ввиду превосходства НАТО по обычным вооружениям.

Приходится констатировать, что сторонам не удалось выработать новую повестку дня. Администрация Б.Обамы летом 2013 г. решила объявить паузу в отношениях с Россией. Схожие настроения, похоже, возобладали в Москве. В результате российско-американский диалог по стратегическим вопросам зашел в тупик. Правда, в августе 2013 г. состоялась успешная встреча в Вашингтоне, где политические и военные вопросы были рассмотрены в формате «2+2» министрами иностранных дел и обороны. Но отмена сентябрьской встречи в верхах не позволила развить этот успех. Нет особого прогресса и в торгово-экономических отношениях между двумя странами. Осталось нереализованным решение о том, что вопросы торговли и инвестиций будут курировать вице-президент США и премьер-министр РФ. Тем не менее, по ряду международных проблем Москва и Вашингтон продолжают тесно взаимодействовать. Новым важным показателем этого стала договоренность в рамках «шестерки» о решении ядерной программы Ирана.

Таким образом, Москва и Вашингтон располагают возможностями для взаимодействия в борьбе с современными вызовами и угрозами, урегулировании региональных конфликтов. Возможно, очерченные выше серьезные разногласия сторон не устранили полностью возможность найти какие-то взаимопонимания в будущем, но украинский кризис сделал это невозможным. Россия и США стали соперниками.

Остается сделать вывод, что украинский кризис возник на хорошо подготовленной почве, в которой элементы возможного сотрудничества между Россией и США были сведены к минимуму, и, наоборот, элементы соперничества вновь стали доминировать. При этом не вызывает никаких сомнений тот факт, что это происходило в основном под влиянием политики США, которые никак не могли определиться, как им строить отношения с Россией: она больше не была Советским Союзом, но все еще не определила свое будущее и свое место в мировой иерархии. Именно поэтому администрация Обамы встала на путь выработки политики нового «сдерживания» России, провозгласив её одной из угроз национальной безопасности США в XXI веке.