<h3 id="text_content_item_1" id="text_content_item_1"><strong>Дед Мороз и Санта-Клаус</strong></h3> <p>&nbsp;</p> <p>День был по-декабрьски угрюмый. Низкое небо из серого войлока накрывало крыши домов. Собирался дождь. На углу соседней с нами улицы, перед старым домом, меж двух голых деревьев, стоял большой резиновый Санта-Клаус и улыбался. Дети в этой семье давно выросли, у них уже были свои дети и жили они далеко за пределами Калифорнии. Надувной Санта был куплен ещё в прошлом столетии, он успел состариться, резина в некоторых местах истончилась, в трещины на сгибах выходил воздух, так что приходилось каждый день подкачивать старичка. Казалось, он уже отслужил своё, но представить Рождество в семье без этого верного мягкого толстяка было невозможно, и его латали, надували и каждый год &laquo;выводили&raquo; на полянку перед домом. Ведь праздника никто не отменял.</p>

На центральной площади рождественского Сан-Франциско играло сразу несколько духовых оркестров. Стекающиеся к площади улицы алели от костюмов тысяч Санта-Клаусов. Проходила ежегодная благотворительная акция в помощь детям погибших при исполнении своего долга пожарников. Дедушки шли с подружками в красных платьицах, весёлых алых сапожках и шапочках с пушистой опушкой. В воздухе разливалась радостная благодать, бабочками взлетали улыбки, трещали камеры, сплетались руки, искрились глаза.

В моём далёком деревенском детстве, которое кажется сейчас сказочным сном, ёлку привозили из леса и устанавливали в деревянный крест в углу самой большой в доме комнаты. Первым под лесную красавицу «заходил» старый ватный Дед Мороз с румяными щеками и слегка облупившимся от времени носом, и только потом ёлку украшали игрушками. Вечером я украдкой доставала дедушку, рассматривала его роскошный по тем временам наряд, гладила по голове и шептала свои важные детские наказы. Мороз ничего не отвечал, но мне виделось, как он лукаво подмигивает мне: мол, я знаю, о чём идёт речь. Иногда разрешалось оставить дедушку на ночь у моей кровати, тогда можно было говорить с ним по душам, пока сон окончательно не сморит. Утром Дед Мороз важно возвращался на место, чтобы днём присматривать за шаловливыми ёлочными зайцами, суровыми рыцарями, лёгкими балеринами и вечно кружащимися снежинками.  И сегодня мой старичок живёт где-то там в удивительном детском мирке, потому что детство никуда не делось, оно просто спряталось глубоко-глубоко, затаилось в испуге от набежавших взрослых лет и зовёт меня в новогодние дни прищуром лукавых дедушкиных глаз.

Первым Дедом Морозом моего годовалого сына была моя старенькая бабушка, которая как раз гостила у нас на праздники. Соседка по площадке только что купила себе серебристую искусственную шубку, в неё мы и нарядили мою готовую к приключениям бабулю. Детей было шестеро: мой сын, дочка этой самой соседки, две девочки из соседнего двора и дети мужниного брата.  Бабушка с ролью справилась: говорила басом, водила хоровод, кряхтела по-стариковски, доставляя мешок с подарками, и умело поправляла непослушную ватную бороду. Бабуля моя вот уже 20 лет ждёт нас на небесах, дети выросли, защитили диссертации. Один стал банкиром в Лондоне, другой программистом в США, третья защитила докторскую по болезням мозга в Канаде, ещё у одной свой бизнес в Москве. Первого в их жизни Деда Мороза никто не помнит, но в том, какими они стали, есть частица той доброты, которую несла людям моя светлая бабуля.

Когда сын стал подрастать, он верил, что Дед Мороз приходит с подарками ночью и укладывает их под ёлку. Оставлять открытым окно по причине холодной погоды мы не решались, но чуть-чуть приоткрывали форточку, чтобы он заглянул к мальчику, который его ждёт.

Наш маленький внук прилетает к нам на Рождество из Нью-Йорка. В тот год, когда он полетел к другой бабушке в Барселону, Санта по привычке привёз его подарки в наш дом. Я рассказывала малышу, как дождливым поздним вечером мы услышали колокольчики перед домом. В расписных санях на маленьких колёсиках сидел под большим красным зонтом Санта-Клаус. Внук спросил меня: а как же олени, должно быть промокли, ведь над ними, наверное, никто не держал зонт? Как это хорошо, что жизнь наша начинается с добрыми Санта-Клаусом и Дедом Морозом!

<h3 id="text_content_item_7" id="text_content_item_7"><strong>Рождество в больнице</strong></h3> <p>&nbsp;</p> <p>В новом раковом центре Сакраменто начиналось серое декабрьское утро. В приемной царила привычная тишина. Больные сидели в уютных креслах, в углу светилась огоньками елка, за стойкой отвечали на поступающие звонки.</p>

За окном шел неспешный зимний дождь, как будто на окнах висели тонкие прозрачные шторы. У кого-то зазвонил телефон, все повернули головы, ожидая, что сейчас что-нибудь произойдет, прервет медленное, нагруженное болью ожидание встречи с врачом.

Сухонькая седая старушка набрасывала пряжу на спицу; сидящий рядом с ней иранец играл в электронные карты. Он хмурил брови, собирал в складки лоб и сердито хрустел пальцами. Молодой человек в вязаной шапочке держал за руку жену, они тихо шептались. Женщина слабо улыбалась, кивала и поправляла на безволосой голове платок.

Двери лифта бесшумно открылись, и из них вышел Санта. Он катил перед собой легкую тележку с кислородным баллончиком. На ней висели два холщовых мешка. На одном было написано «Для послушных детей», на втором «Для хороших людей». Войдя в приемную, Санта поправил сбившуюся бороду, проверил подачу кислорода и улыбнулся всем широкой улыбкой.

В приемном покое повисло недоумение. Детская вера в чудесного сказочного персонажа захотела на мгновение вернуться ко всем этим больным людям. Из кармана бархатного пиджачка Санты вдруг полилась тихая рождественская песня. Кто-то из сидящих зашевелил губами. Первой запела появившаяся в дверях сестричка. Иранец бросил играть и смешно моргал глазами. Заканчивал песню уже ставший дружным хор больных.

Сестричка подошла к Санте и сказала: «Дедушка, Вам на химиотерапию». Он достал из висевшей на груди бутылочки кольцо и выпустил большой переливающийся мыльный пузырь. На лечение его провожали веселые аплодисменты.

<h3 id="text_content_item_13" id="text_content_item_13"><strong>Рождественская сказка</strong></h3> <p>&nbsp;</p> <p>История это случилась накануне третьего тысячелетия. Шел декабрь 1999 года.</p>

Маленький мальчик лежал на больничной койке и играл с деревянным бруском. Он то запускал его самолётом, то вёл корабликом по складкам больничного одеяла.

Звали мальчика Алемжан, ему недавно исполнилось 3 года.

Привезли его в детскую больницу Владивостока два дня назад из поселка Моряк-Рыболов Тернейского района на севере Приморья…

Делегация американских военных медиков, находившаяся во Владивостоке в рамках сотрудничества двух Тихоокеанских флотов, Российского и Американского, в тот день вылетала домой. По пути в аэропорт неожиданно предложили заехать в детскую больницу. Трое плечистых парней, два детских гематолога и один неонатолог, с радостью согласились

Алемжан по-прежнему играл с деревяшкой и внимания на визитеров не обратил. Диагноз ему поставили приговорный: церебральный паралич как следствие скопления излишней околомозговой жидкости. Мальчика мог спасти шунт, попросту говоря, пластмассовая трубочка. Её надо было вставить в голову для выведения избыточной мозговой жидкости.

По дороге в аэропорт один из американцев, неонатолог Дэвид Смит, обронил, что у них такие трубочки всегда есть. На мой вопрос, можно ли каким-либо образом получить одну такую трубочку, он промолчал.

Когда на другой день на моём прикроватном столике в Гонолулу в 5 утра зазвонил телефон, я и подумать не могла, что наступило время чуда. Звонил из Техаса Дэвид Смит – шунт нашёлся. Через два дня, то есть в канун Рождества, прекращались рейсы Сиэтл –-Владивосток.

Шунт улетел в этот же день скорой почтой из Техаса в Сиэтл. На следующий день сотрудник Российского консульства отвёз пакет с чудом на борт последнего в этом сезоне лайнера, летящего во Владивосток.

Во Владивостоке самолёт встречал детский хирург. Через час состоялась операция. Мне позвонили на другой день и сообщили, что состояние Алемжана тяжёлое, но стабильное. А через неделю его деревянный брусок уже скользил по безбрежью больничной койки.