Ракетные угрозы

Характеристика состава ракетных угроз – один из существенных факторов (наравне с техническим прогрессом и финансированием), от которого зависит архитектура ПРО и дальнейшие тенденции её развития. В документе говорится, по сути, о трёх типах ракетных угроз: 1) для территории США, для войск и союзников США в различных регионах, 2) развитие систем ПВО/ПРО и противоспутниковых систем, 3) распространение ракетных технологий. Был дан обзор ракетных арсеналов и разработок в четырёх странах в следующем порядке: КНДР, Иран, Россия, Китай. Данный порядок в разделах об угрозах для территории США и для их войск и союзников был одинаков. Он отражает точку зрения МО США на вероятность угроз от этих стран в порядке убывания. Каждая из стран была так или иначе упомянута в каждой категории. В целом, кроме повторения прежних тезисов о ракетных программах КНДР и Ирана, а также о качественном и количественном наращивании стратегических и нестратегических ракетных арсеналов Китая, в документе можно выделить три тенденции.

Во-первых, закреплена начавшаяся ещё до администрации Д. Трампа тенденция, а именно рост роли России и Китая среди региональных ракетных угроз для войск и союзников США. В частности, насчёт РФ говорилось: 1) российские ракеты малой и средней дальности поддерживают стратегию «перекрытия доступа» силам и средствам США в регион (anti-access/area denial). Это прямой повтор тезиса замминистра обороны Дж. Руда на слушаниях в Конгрессе в апреле 2018 г.¹; 2) применение Россией крылатых ракет (КР) в Сирии. Данный тезис впервые появился на слушаниях по ПРО в Конгрессе ещё весной 2016 г. и 3) развёртывание крылатых ракет наземного базирования (КРНБ) средней дальности в нарушение Договора о РСМД². Это положение администрация США озвучивает с 2014 г. То есть все три тезиса появились задолго до самого текста «Обзора ПРО-2019». Внимание к региональной ракетной угрозе от РФ и КНР может отразиться на развитии региональных архитектур ПРО в Европе и Индо-Тихоокеанском регионе.

Во-вторых, восприятие угрозы гиперзвукового оружия (ГЗО) имеет всё более отчётливый региональный профиль, кроме угрозы континентальным США. Утверждалось, что «разработка и развёртывание средств защиты от появляющихся гиперзвуковых планирующих блоков (ГПБ) будет критически важным для разрешения опасений насчёт эрозии региональных военных преимуществ США»³. В предисловии к документу и.о. министра обороны П. Шенахан указал ГЗО среди факторов, «угрожающих региональным балансам сил»⁴. В разделе о региональных ракетных угрозах со стороны КНР и РФ говорилось о разработке ГПБ и о потенциальной возможности будущих КР развить гиперзвуковую скорость⁵. В разделе о развитии региональной ПРО разработка Китаем ГПБ упоминалась в ряду региональных ракетных угроз⁶. Ещё в июле 2018 г. замминистра обороны по НИОКР М. Гриффин, комментируя разработку ГЗО в Китае и России, отмечал, что РФ показала успехи в разработке ГПБ. Он считает, что РФ создаёт такую систему для применения в ядерном оснащении, но у России, как напомнил М. Гриффин, и так есть много ядерных межконтинентальных баллистических ракет (МБР), поэтому ничего нового со стратегической точки зрения не произошло⁷. В то же время М. Гриффин отмечал, что самое больше значение гиперзвукового оружия – тактическое (например, против ВМС США), а не стратегическое⁸. Данная увязка ГЗО и региональной ПРО в «Обзоре ПРО-2019» и в комментариях замминистра обороны по НИОКР может говорить о «об активном рассмотрении возможности развития региональных систем ПРО в сторону защиту от ГЗО».

В-третьих, впервые среди угроз, решаемых в рамках ПРО, рассматривается развитие средств ПВО/ПРО и противоспутниковые системы⁹. В соответствующем разделе «Обзора ПРО-2019» страны были упомянуты в следующем порядке: РФ, КНР, КНДР и Иран. Это отражает серьёзные опасения МО США насчёт активного применения Россией и Китаем стратегии «потенциала перекрытия доступа» в Европейском и Индо-Тихоокеанском регионах. Появление ПВО/ПРО среди угроз, решаемых в рамках ПРО, говорит о росте связи между ПРО (включая меры «до пуска»), с одной стороны, и противодействием стратегии «перекрытия доступа» – с другой.

Архитектура ПРО

В «Обзоре ПРО-2019» был доктринально закреплён ряд положений, относящихся к стратегии дальнейшего развития ПРО и применения данных систем. В том, что касается национальной ПРО США (НПРО), был изложен ряд тезисов.

С одной стороны, подтверждалось, что основная система национальной ПРО, система GMD с противоракетами GBI, разработана для защиты от существующей и потенциальной угрозы МБР из КНДР и Ирана. С другой стороны, отмечалось, что «в случае конфликта (эта система) будет защищать, насколько это возможно, от атак БР из любого источника»¹⁰. Это логично, учитывая то, что ещё в конце 2016 г. была принята поправка к закону «О национальной ПРО». На той же странице документа даётся ссылка на новый закон «О национальной ПРО», по которому США проводят политику по «поддержке и улучшению эффективной надёжной эшелонированной ПРО, способной защитить территорию США, союзников и развёрнутые силы и средства от развивающейся и чрезвычайно сложной угрозы БР»¹¹. Из текста закона были убраны слова «ограниченная ПРО» и «ограниченная ракетная атака». Нет этих слов и в «Обзоре ПРО-2019». Тем не менее, в «Обзоре ПРО-2019» было оговорено, что защита от огромных и сложных МБР из Китая и России основана на ядерном сдерживании¹². Но особого внимания заслуживает тот факт, что в «Обзоре ПРО-2019» отсутствует упоминание понятия «стратегическая стабильность», которое связано с доктриной взаимного гарантированного уничтожения и которое имелось в «Ядерном обзоре-2018». В новом «Обзоре ПРО» говорится о том, что ПРО сама стабилизирует ситуацию через предотвращение или сокращение ущерба от атаки¹³. Но подобная логика лишь мотивирует другую сторону наращивать вооружения, сомневаясь в возможностях своего ответного ядерного удара. В своей речи по случаю выпуска «Обзора ПРО-2019» Д. Трамп говорил о создании защиты «для каждого города в США»¹⁴, что могло бы отражать намерение в перспективе защититься от ракетных угроз любого масштаба.

Дальнейшее развитие НПРО продолжается. С одной стороны, наращивание количества стратегических противоракет GBI свыше 64 после 2023 г. и постройка позиционного района на востоке США поставлены в зависимость от роста угрозы МБР для территории США (например, появление МБР у Ирана)¹⁵. С другой стороны, на 2020 г. запланировано испытание противоракеты SM-3 IIA против МБР¹⁶. Изначально эта противоракета создавалась для перехвата БР промежуточной дальности (3000–5500 км). Впервые о потенциале SM-3 IIA по перехвату МБР директор АПРО официально заявил на слушаниях в Конгрессе в июне 2017 г. в контексте возможности дополнительного уровня защиты Гавайских островов¹⁷. В случае успеха данного испытания наращивание числа этих противоракет вызовет ответную реакцию Москвы и Пекина, учитывая то, что эти противоракеты планируются к развёртыванию на кораблях ВМС США, на обоих объектах Aegis Ashore в Европе (развёртывание второго комплекса намечено на 2020 г.) и на обоих планируемых объектах Aegis Ashore в Японии (планируются к введению в строй в 2023 году).

В названии нового «Обзора ПРО» нет слова ballistic, то есть США принимают во внимание не только угрозы БР, но также КР и ГПБ для территории США, их войск и союзников. Разработка защиты от гиперзвукового оружия началась в 2018 г.¹⁸ Указанный в «Обзоре ПРО-2019» трёхфазный план защиты территории США и Канады от КР (Homeland Defense Design) впервые был озвучен ещё в июне 2017 г. помощником министра обороны Т. Харви на слушаниях в Конгрессе¹⁹. При этом угроза российских КР воздушного базирования для территории США озвучивается главой Северного командования США на слушаниях по ПРО с 2015 г.²⁰ Внимание к угрозе КР обуславливает и растущую связь систем ПРО с системами ПВО²¹.

В региональной ПРО, как и в национальной, доктринально закреплена связь между ПРО и интегрированной ПВО/ПРО. «Всеобъемлющий подход отражает доктрину Комитета начальников штабов США насчёт совместной интегрированной ПВО/ПРО». Также в «Обзоре ПРО-2019» указывается, что данный подход нужен для предотвращения использования противником своих наступательных воздушных и ракетных вооружений. Подход предполагает «комбинацию сдерживания, активных и пассивных средств обороны и наступательные операции»²².

Другое тезис, связанный с региональной ПРО, – акцент на выдвижение и концентрацию мобильных систем ПРО в регион кризиса только по мере необходимости²³. Это решение является давно назревшим. Соединения, оснащённые системами ПРО, будь то батальоны с комплексами РАС-3²⁴, или батареи комплексов THAAD, или корабли с системами Aegis, испытывают на себе повышенную оперативную нагрузку, выполняя постоянные круглосуточные дежурства. В июне 2018 г. начальник штаба ВМС США адмирал Дж. Ричардсон заявил о недопустимости держать многоцелевые эсминцы привязанными к задачам ПРО в ущерб остальным задачам, которые эти корабли должны выполнять²⁵. Исходя из «Обзора ПРО-2019», теперь, по всей видимости, принято решение отказаться от постоянных дежурств и перейти к практике выдвижения мобильных средств ПРО в район кризиса/конфликта только по мере необходимости.

Одно из них – меры ПРО «до пуска» (left of launch) закреплены среди главных элементов стратегии ПРО. Речь идёт об упреждающих действиях в отношении пусковых установок ракет, включая наступательные операции, удары высокоточными вооружениями большой дальности²⁷, кибернетические и радиоэлектронные средства²⁸. Как утверждается в «Обзоре ПРО-2019», «в случае провала сдерживания и возникновения конфликта со “странами-изгоями” или внутри региона, наступательные операции США по поддержке ПРО уничтожат ракеты противника до их пуска». «Такие операции являются частью всеобъемлющей стратегии ПРО. <…> Они повышают эффективность обороны через сокращение числа ракет противника, которые надо будет перехватить»²⁹. Активное движение к разработке данной концепции как части стратегии ПРО началось ещё в 2015 г. после меморандума Гринерта – Одиерно, в котором указывалось, что ракетная угроза чрезвычайно сильна и продолжает опережать американские системы активной обороны и превосходить возможности войск США удовлетворить требованиям боевых командиров³⁰. Это также может говорить об определённом изменении отношения к взаимосвязи наступательных и оборонительных вооружений. Сразу после заключения Договора СНВ 2010 г. данная взаимосвязь рассматривалась республиканцами в США негативно, как фактор, ограничивающий развитие ПРО. Теперь эта взаимосвязь предстаёт в другом ключе – рассматриваются только американские наступательные и оборонительные вооружения, а не соревнование «меча и щита» в рамках отношений США с их соперниками. Связь между американскими наступательными и оборонительными вооружениями в контексте ПРО оценивается положительно. О мерах ПРО «до пуска» говорится во всех программных документах администрации Д. Трампа по внешней и военной политике (Стратегия национальной безопасности 2017 г., Национальная оборонная стратегия 2018 г., «Ядерный обзор-2018»). Меры «до пуска» были поддержаны в рамках дополнительного финансирования программ ПРО на 2017 и 2018 фин. гг. «Конгресс дал более 700 млн долл. на новые средства оперативного обнаружения, целеуказания и уничтожения мобильных ракет КНДР и для использования в других региональных операциях»³¹. Пока что меры «до пуска» упоминаются в основном в контексте противостояния КНДР и Ирану³². В контексте напряжённых отношений США с перечисленными в «Обзоре ПРО-2019» странами (КНДР, Иран, КНР, РФ) дальнейшее развитие концепции мер «до пуска» может обострить ситуацию и на глобальном, и на региональном уровне, так как во время военно-политического кризиса концепция упреждающего удара может мотивировать обе стороны действовать на опережение.

В «Обзоре ПРО-2019» упоминалась противоракета SM-6³³, использующая осколочно-фугасный перехват, а не кинетический, как большинство остальных американских противоракет. Эта система способна решать задачи не только перехвата БРМД, КР, самолётов и беспилотных летательных аппаратов (БПЛА), но также уничтожения наземных и надводных целей³⁴. Данная система является одним из проявлений интеграции оборонительных и наступательных средств и поддерживает концепцию мер ПРО «до пуска».

Другой концепцией, закреплённой в стратегии ПРО, явился перехват БР на разгонном участке. В «Обзоре ПРО-2019» утверждалось, что эта мера «повысит вероятность успешного перехвата, осложнит расчёты агрессора, снизив уверенность в ракетной атаке, сократит число противоракет, необходимых для перехвата оставшихся ракет противника на среднем и конечном участках их траектории»³⁵. Подобный тезис в доктринальном документе укрепляет статус разработок лазеров³⁶ и кинетических противоракет, устанавливаемых на БПЛА либо на истребителе-бомбардировщике F-35³⁷. Относительно последнего речь идёт об использовании сенсоров самолёта (а в случае создания – и специальных ракет класса «воздух-воздух») для перехвата БР на разгонном участке. В апреле 2018 г. на слушаниях в Конгрессе директор АПРО заявил, что интеграция F-35 в операции ПРО уже рассматривается авторами «Обзора ПРО-2019»³⁸. В свою очередь, проект БПЛА, оснащённых кинетическими противоракетами для перехвата БР на разгонном участке, был выдвинут Т. Постолом и Р. Гарвином в 2017 г. (Airborne Patrol System)³⁹.

Закреплена повышенная важность космических элементов для ПРО. В первую очередь, сенсоров. Они гибки и в отличие от наземных сенсоров не стеснены географическими условиями, а также могут обеспечить сопровождение БР по всей траектории от начала до конца. Кроме того, говорилось о выполнении ими задач обнаружения пусков ракет, распознавания боеголовок в облаке целей и оценки результатов перехвата⁴⁰. Решение о развёртывании перехватчиков или лазеров космического базирования отложено до конца интерпретации результатов экспериментов, демонстраций, оценок возможной эффективности, сравнения уровня затрат с наземными, морскими и авиационными системами ПРО⁴¹. В «Обзоре ПРО-2019» указано, что размещение ударных средств ПРО в космосе может дать значительные преимущества, в первую очередь, для перехвата БР на разгонном участке⁴². Примечательно, что Д. Трамп в своей речи по поводу выпуска «Обзора ПРО-2019» упоминал о создании Космических сил США. С одной стороны, это может говорить о связи ПРО с задачами этого нового вида вооружённых сил США. С другой стороны, отсутствие упоминаний о Космических силах в самом «Обзоре ПРО-2019» вполне объяснимо. В начальном плане МО США по строительству этого вида вооружённых сил прямо сказано, что ПРО не будет среди задач Космических сил, по крайней мере, на первых этапах⁴³.

В «Обзоре ПРО-2019» говорилось о высокой степени интеграции систем ПРО по трём путям: 1) между средствами наступления и обороны, например, в использовании одной той же сети сенсоров и для перехвата ракеты, и для удара по ней «до пуска»; 2) между элементами национальной и региональной ПРО, например, использование региональных РЛС для помощи НПРО; 3) между американскими системами ПРО и их союзников⁴⁴. С интеграцией связано и появление тезиса о «трансрегиональных операциях» по ПРО. В «Обзоре ПРО-2019» говорилось, что «по мере того, как растут трансрегиональные ракетные угрозы, планирование ПРО будет глобальным по своей сути и будет координироваться географическими командованиями»⁴⁵. Необходимо пояснить, что «глобальной» в американских военно-политических документах называется та ПРО, которая имеет даже не глобальный охват в масштабе всей планеты, а предполагает участие хотя бы двух различных географических командований⁴⁶.

В целом можно сказать, что отсутствует чёткий акцент на национальную или на региональную ПРО: курс на равномерное развитие по всем направлениям. В «Обзоре ПРО-2019» были упомянуты буквально все программы ПРО, о которых в 2017-2018 гг. говорила администрация Д. Трампа. Кроме них ни одной новой программы не было упомянуто, и ни одна из программ не оказалась закрыта. Таким образом, в архитектуре ПРО, если раньше основным тезисом был перехват БР любой дальности на любом участке траектории полёта, то сейчас, как сказал в своей речи по случаю выпуска этого документа президент Д. Трамп, «обнаруживать и отражать любой тип ракетной атаки против любой американской цели будь то после пуска или до пуска»⁴⁷.

В «Обзоре ПРО-2019» и в речи Д. Трампа по случаю выпуска этого документа говорилось об отказе от любых договорных ограничений на развитие ПРО⁴⁸, но надо заметить, что ни там, ни там отказа от прозрачности в сфере ПРО провозглашено не было. Хотя закон «Об оборонных расходах на 2019 фин. г.» продлил запрет на передачу России и Китаю чувствительной информации по ПРО США до 2021 г.⁴⁹, окно возможностей насчёт прозрачности в сфере ПРО теоретически ещё не закрыто.

Разработка и испытания систем

В части об организации разработок, испытаний и закупок ПРО акцент сделан на высокую скорость поставки и продолжающуюся адаптацию систем после их развёртывания. «МО продолжит искать пути сокращения времени на разработку и развёртывание ПРО»⁵⁰. «МО должно принять процедуры, позволяющие АПРО и войскам рационализировать и улучшать процессы закупок, гарантировать гибкость в разработке, испытании и развёртывании систем и быстро адаптировать их после развёртывания»⁵¹. В «Обзоре ПРО-2019» было открыто сказано: «МО не сможет достичь заявленных целей развития ПРО, если возвратит Агентство по ПРО к стандартным процессам закупок»⁵². Отказ от стандартных процессов закупок – существенная черта так называемого «эволюционного подхода» к развитию ПРО, появившегося в период администрации Дж. Буша-младшего. Он состоит в том, что каждый этап, то есть разработка, испытания, закупки и развёртывания систем, начинается до того, как заканчивается предыдущий, либо идёт параллельно. По мнению экспертов Управления правительственной отчётности США, это ведёт к срывам графиков развёртывания, недоработкам в системах и, как следствие, к перерасходам⁵³. «Обзор ПРО-2019», по сути, ещё раз закрепил данную практику.

Взаимодействие с союзниками

В части о взаимодействии с союзниками говорилось о нескольких направлениях: 1. Связь между американскими и союзническими системами ПРО/ПВО и между системами союзников, в том числе, для обмена данными с сенсоров и в рамках противостояния стратегии «перекрытия доступа»⁵⁴. 2. Поощрение инвестиций союзников в ПРО, их участия в разработке, производстве и испытаниях систем⁵⁵. 3. Расширение участия союзников в распределении затрат на ПРО и оперативной нагрузки на соединения ПРО⁵⁶. 4. Интеграция наступательных средств союзников в операции «до пуска»⁵⁷.

Кроме облегчения продажи систем ПРО союзникам⁵⁸, активное привлечение союзников к ПРО было ожидаемо в свете таких проблем, как повышенная нагрузка на американские подразделения ПРО и потенциальная проблема с финансированием. Глава противоракетного и космического командования Армии США генерал Дж. Дикинсон на слушаниях в Сенате заявлял: «Учитывая, что у нас никогда не будет достаточного объёма средств активной обороны, интеграция союзников в нашу архитектуру продолжает быть критически важным приоритетом для военных США»⁵⁹. Учитывая частое упоминание в «Обзоре ПРО-2019» необходимости разделения затрат на ПРО с союзниками, вопрос финансирования стоит не менее остро, чем повышенная оперативная нагрузка.

В «Обзоре ПРО-2019» подчёркивается роль союзников в защите их собственных территорий. Например, относительно Европы указывалось, что, кроме архитектуры ЕПАП (ПРО от БР средней и промежуточной дальности), национальные ПВО/ПРО стран НАТО, защищающие от БРМД и КР, играют ключевую роль в противостоянии ракетам, поддерживающим операции «перекрытия доступа»⁶⁰. Насчёт стран Персидского залива говорилось о «поощрении союзников покупать и развёртывать средства ПРО, которые, когда будут интегрированы, дадут основу для сети эшелонированной региональной обороны»⁶¹. Не исключено, что основа данной региональной ПРО в Персидском заливе будет строиться на элементах ПРО не из состава войск США (то есть не как в Европе), а на системах, закупленных у США, но находящихся на вооружении у государств региона.

Заключение

С одной стороны, в «Обзоре ПРО-2019» не было сказано почти ничего нового по сравнению с заявлениями администрации Д. Трампа о политике в сфере ПРО в 2017-2018 гг. С другой стороны, как доктринальный документ «Обзор ПРО-2019» закрепил ряд новых элементов стратегии развития ПРО и стратегии применения ПРО: