С окончанием холодной войны, который совпал с так называемым «демократическим транзитом» в Латинской Америке, США работали над тем, чтобы превратить вооружённые силы региона в надёжный инструмент в руках гражданских политиков¹. Важно отметить, что США отошли от поддержки «традиционных» консервативных сил, когда экономическая, военная и разведывательная помощь направлялась с целью воспрепятствовать приходу к власти левого или даже умеренно «реформистского» правительства или добиться его смещения. В так называемых «режимах национальной безопасности» 1960–1980-х годов вооружённые силы и разведывательные службы приобретали контроль над политическими и общественными институтами, подчас осуществляя политику государственного террора². США поощряли тенденцию к сокращению численности вооружённых сил, которая началась в Латинской Америке на рубеже 1980–1990-х годов с распространением демократически избранных правительств. На первой конференции министров обороны Америк в г. Вильямсбурге (штат Вирджиния) в июле 1995 г. были декларированы отказ военных от участия в политике, а также обязательство бороться с «угрозами нового типа», среди которых на первом месте значился «наркотерроризм»³.

Показательным, хотя и не лишенным противоречий, примером может служить изменения в подходах к обучению латиноамериканских военных в США. Главным учебным заведением для них долгие годы была «Школа Америк» (U.S. Army School of the Americas, SOA) в Форт-Беннинг (штат Джорджия), ведущая начало от Латиноамериканского тренировочного центра, созданного еще в 1946 г. Руководство Школы неоднократно обвинялось правозащитниками и законодателями в преднамеренной подготовке «специалистов» по жестоким допросам оппозиционеров и «зачисткам» партизанских районов⁴. К. Маккой в своём исследовании утверждала, что вероятность совершения военнослужащим нарушений прав человека была прямо пропорциональна количеству курсов, прослушанному в Школе⁵. В 2000–2001 гг. «Школа Америк» была преобразована в Институт Западного полушария по сотрудничеству в сфере безопасности (Western Hemisphere Institute for Security Cooperation, WHINSEC). Скептики практически сразу же стали указывать на то, что заведение всего лишь сменило вывеску. В то же время другие авторы полагали, что изменения были существенными, а выборка Маккой была нерепрезентативна⁶. Так или иначе, теперь младший офицерский и сержантский состав, обучающийся в WHINSEC, получал минимум по 8 часов занятий по международному военному праву и правовым основам ведения боевых действий. Вместе с тем, надо учитывать, что подготовка по проведению контрповстанческих операций (Counter-Insurgent Operations, COI) не исчезла из учебных планов, а была включена в состав других курсов⁷.

К началу XXI века состояние общественной безопасности во многих странах региона стало хуже. Наиболее критическая обстановка складывалась в Колумбии, где государство практически капитулировало перед герильей в лице Революционных вооружённых сил Колумбии (Fuerzas Armadas Revolucionarias de Colombia, FARC) и Армии национального освобождения (Ejército de Liberación Nacional, ELN), а также в Мексике, где шла война наркокартелей, которые проникли даже в органы безопасности. После начала Соединёнными Штатами Америки глобальной «войны с террором» в качестве главной проблемы рассматривалось установление контроля над «неуправляемыми пространствами» (undergoverned spaces), находящимися во власти террористов, наркокартелей, повстанческих групп и уличных банд⁸. «План Колумбия» (Plan Colombia), провозглашённый правительством Андреса Пастраны (1998–2002) в 2000 г., был поддержан администрацией Уильяма Клинтона с первоначальным объёмом американской помощи в 1,3 млрд долл. В дальнейшем «План Колумбия» включал в себя несколько военных операций и программ гражданских действий, которые пользовались поддержкой США. Повышение эффективности колумбийских сил безопасности за счет американской помощи позволило нанести повстанческим армиям ряд крупных поражений, однако параллельно увеличилось число нарушений ими прав человека, особенно в годы второй администрации президента Альваро Урибе (2006–2010).

В Мексике главной задачей США было сдерживание растущего наркотрафика и нелегальной миграции. В 2007 г. президент Джордж Буш-младший и его мексиканский коллега Фелипе Кальдерон (2006–2012) в г. Мерида (Мексика) подписали соглашение, известное как «Инициатива Мерида» (the Mérida Initiative), которое предусматривало выделение Мексике в рамках начатой Кальдероном «войны с преступностью» 1,4 млрд долл. на модернизацию армии, усиление пограничного контроля, помощь силам правопорядка, совершенствование судебной системы и гражданских институтов в целом⁹. Милитаризация правопорядка воспринималась в стране двояко: с одной стороны, население испытывало доверие к армии, которая рассматривалась как менее подверженный коррупции институт, с другой – противоречила традициям её имиджа как гаранта завоеваний мексиканской революции 1910–1917 гг., особенно в связи с увеличением жертв среди мирного населения в ходе военно-полицейских акций¹⁰.

Противоречивые результаты американских программ помощи всё больше приводили к корректировкам стратегии, которые состояли в косвенном влиянии на состояние вооружённой борьбы в проблемных районах Латинской Америки. Такой подход отвечает общему видению приоритетов США в вопросе участия в локальных войнах и конфликтах, одной из основных черт чего является стремление применять тактику «непрямых действий». С приходом в Белый дом Барака Обамы это утвердилось в виде концепции «умной силы»¹¹.

Так, военное присутствие США в Колумбии было закреплено решением о передаче в 2009 г. в аренду семи военных баз, что было достигнуто после отказа эквадорского правительства Рафаэля Корреа продлить аренду авиабазы Манта – важного перевалочного пункта в Южной Америке, что положило начало созданию так называемых американских «квазибаз» в регионе¹². Вопрос о таком резком увеличении американского присутствия на континенте стал предметом обсуждений в Союзе южноамериканских наций (UNASUR), новом мощном региональном объединении под неформальным лидерством Бразилии и Аргентины. Наиболее решительный протест заявляли страны Боливарианского альянса для народов нашей Америки, АЛБА (Alianza Bolivariana para los Pueblos de Nuestra América; ALBA), но другие участники объединения заняли нейтральную позицию¹³. Республика Перу стала другой опорой военной политики США в Андском субрегионе, получая от них помощь в борьбе с криминалитетом во внутренних районах.¹⁴. В Южном конусе США последовательно закреплялись в Парагвае, где подразделения американского спецназа получили право войти в состав Сил объединённого назначения этой страны, прежде всего, для борьбы с транснациональными преступными организациями и повстанческим движением «Армия парагвайского народа» (Ejército del Pueblo Paraguayo, EPP)¹⁵. Тем самым США получили возможность контролировать важные стратегические «хабы» Южной Америки.

Постепенно всё большее внимание в американской военно-политической стратегии уделялось Центральной Америке. Важность субрегиона как транспортной артерии, в том числе для нелегальных мигрантов и потока контрабандных товаров, привела США к поддержке здесь экономической интеграции и выработке общей политики безопасности. Страны «Северного треугольника» (Гватемала, Сальвадор, Гондурас) всё сильнее испытывали угрозу общественной безопасности со стороны уличных банд (maras или pandillas), среди которых наибольшую проблему представляли MS-13 и Barrio-18. Южное командование вооружённых сил США (US SOUTHCOM) уделяет больше внимания работе над устранением конкретных угроз за счёт проведения специальных операций силами целевых тактических контингентов. Особым вниманием американских военных пользуется Гондурас. Моделью для центральноамериканских специальных подразделений выступает американский Объединённый оперативно-тактический контингент «Браво» (Joint Task Force Bravo), расквартированный на авиабазе Сото-Кано¹⁶.

Тенденции развития вооружённых сил стран Латинской Америки находятся под пристальным вниманием политического и военного истеблишмента США. Показателен в этом смысле проект, начатый Международным университетом Флориды (Майами) и Южным командованием, по исследованию «военной культуры» латиноамериканских стран. Первый аналитический обзор был посвящен Гондурасу, с констатацией многих противоречий, идущих со времен Центральноамериканского конфликта¹⁷. За ним последовали обзоры о Кубе и Венесуэле, странах, связанных тесным военным сотрудничеством, в том числе и непосредственно на антиамериканской основе. В повышении значения Революционных вооружённых сил Кубы после распада СССР и резкого сокращения иностранной помощи авторы видят ключ не только к росту влияния на общество и получение важных экономических рычагов за счёт управления предприятиями, но и возможный путь к превращению в «агента» перемен¹⁸. Увеличение роли представителей Боливарианских вооружённых сил Венесуэлы в административном управлении (руководство министерствами и избрание губернаторами штатов от правящей Единой Социалистической партии, PSUV), предприятиями добывающей и обрабатывающей промышленности (включая нефтяную компанию PDVSA) сделало их опорой режима Николаса Мадуро (2013–по н.вр). Наибольшее внимание было уделено оценке глубины раскола между отдельными группировками в венесуэльском генералитете, а также соперничеству между армией и национальной гвардией¹⁹.

Оценить характер американской военной помощи позволяет сопоставление финансирования на различные направления укрепления безопасности. Всего за период 2000–2017 гг. оно составило около 21 млрд долл., из которых непосредственно на вооружённые силы стран региона (статья Foreign Military Financing, FMF) пришлось 1,6 млрд долл. Это значительно меньше, чем статья «Международный контроль и правовые меры против распространения наркотиков» (International Narcotics Control and Law Enforcement, INCLE), по которой было выделено 12 млрд долл.²⁰. В последний год правления администрации Обамы в бюджет на 2017 г. было заложено выделение помощи Латино-Карибскому региону на общую сумму в 1,78 млрд долл. по сравнению с 1,62 млрд долл. в предыдущем году. По статье FMF были запланированы расходы в 71,6 млн долл., из которых 38,5 млн приходилось на Колумбию²¹. После того как администрация Хуана Мануэля Сантоса (2010–2018) начала переговорный процесс, завершившийся в конце 2016 г. подписанием соглашения о демобилизации сил FARC, США были особенно заинтересованы в поддержке планов «Виктория» и «Мир–Колумбия» (Paz Colombia) по реинтеграции обширных территорий, перешедших под контроль правительства.

Приход в Белый дом Дональда Трампа открыл новую страницу в латиноамериканской политике США. Администрация Трампа исходила из необходимости уменьшить бюджет международных программ, которые координируются Госдепартаментом, при увеличении оборонного бюджета. Однако это увеличение необязательно повлияет на усиление затрат в латиноамериканском направлении. На 2018 г. в целях предоставления помощи странам Латино-Карибской Америки было запрошено 1,1 млрд долл., или на 36% меньше по сравнению с предшествующим годом. По статье об FMF не значилось никаких средств, а по статье «Международное военное образование и подготовка» (International Military Education and Training, IMET) было запланировано 11,6 млн долл., на 2 млн меньше, чем было ассигновано в 2017 г.²² Тем не менее, Конгресс внес свои коррективы: согласно резолюции Сената от 7 сентября 2017 г. общий объем помощи только Центральной Америке должен был составить 600 млн. долл., Колумбии «не менее 391 млн. долл.», а Мексике 143,5 млн. долл.²³ В запросе на ассигнования об иностранной военной помощи на 2019 г. администрация запросила по линии FMF около 5 млрд долл., из которых единственным получателем в Латинской Америке должна стать Колумбия (20 млн долл.); статья IMET предусматривала выделение 11 из 95 млн долл. странами Латинской Америки, и в качестве приоритетных партнёров числились Бразилия, Колумбия, Мексика, страны «Северного треугольника» и Уругвай²⁴. Особое место Колумбии было подчёркнуто предоставлением ей в июне 2018 г. статуса «глобального партнёра» НАТО. Прежде всего, это было связано с той помощью, которую колумбийские силы безопасности, благодаря поддержке Вашингтона и многолетнему опыту внутреннего вооружённого конфликта, оказывали своим коллегам не только в странах Латинской Америки, но и за её пределами²⁵.

Согласно Стратегии на театре военных действий Южного командования, главным направлением выступает предотвращение трафика запрещённых товаров, а также упреждение трансрегиональных и транснациональных сетей угроз, представляющих опасность для региональной стабильности на подступах к США, в том числе сдерживание нелегальной иммиграции²⁶. В связи с этим основные усилия по непосредственному строительству вооруженных сил будут приходиться на Центральную Америку. При этом есть вероятность того, что сократится финансирование программ, которые направлены на стимулирование социально-экономического развития стран, в то время как работа по укреплению сил безопасности получит большую поддержку. Конференции по безопасности и процветанию Центральной Америке в Майами (2017 г.) и Вашингтоне (2018 г.) под председательством соответственно госсекретаря Тиллерсона и вице-президента Майка Пенса прошли в мажорных тонах, несмотря на обеспокоенность правозащитников чрезмерным упором на силовые методы²⁷. Логика большей «секьюритизации» сказалась и в поведении Белого дома при обострении миграционного кризиса осенью 2018 г., когда президент Трамп отдал приказ о размещении на границе с Мексикой войск, а также пригрозил странам «Северного треугольника» прекращением финансирования, если те не добьются снижения потока беженцев в США. В соответствии с положениями Стратегии национальной безопасности 2017 г., США должны противостоять попыткам Китая и России усилить своё присутствие в регионе, которое ведётся путём оказания поддержки антидемократическим режимам Кубы и Венесуэлы, а также попыткам закрепиться в других странах²⁸. Тем самым администрация Трампа пытается прочнее включить Латинскую Америку в свою глобальную стратегию.

Обострился вопрос о значении военных в отношениях Венесуэлы и США. Одним из главных элементов информационной кампании непримиримой части оппозиции стали призывы к армии свергнуть «антинародный режим» Мадуро. В отношении последнего и высокопоставленных военных США были введены новые экономические и политические санкции. В августе 2017 г., после выборов в национальную Конституционную ассамблею, объявленных США нелегитимными, Трамп отметил возможность «военного решения» венесуэльской проблемы²⁹. Существуют свидетельства, что группа оппозиционных венесуэльских военных, которые безуспешно пытались заинтересовать Белый дом в правление демократов, нашла более внимательных слушателей после смены администрации. «Связным» между ними и Белым домом первоначально рассматривался секретарь по Латинской Америке в Совете национальной безопасности Хуан Круз. Выходец из кубинской диаспоры в США, во второй половине 2000-х годов он был советником ЦРУ в Колумбии, и известен не только большим вкладом в успешные контрповстанческие операции в этой стране, но и вообще категорическим неприятием по отношению к латиноамериканским левым³⁰.

Анализ того, как Вашингтон перешёл к беспрецедентному давлению на режим Мадуро в начале 2019 г., показывает, что в реальности США слишком уповали на измену руководства Боливарианских вооружённых сил. Объявивший себя временным президентом спикер Национальной ассамблеи Хуан Гуайдо тут же получил признание США, а затем и большинства их союзников в Латинской Америке и за её пределами. Одновременно военным была обещана свобода от судебных преследований, если они перейдут на сторону оппозиции, многие представители которой ранее говорили о люстрации среди них³¹. Тем не менее, силовой блок Венесуэлы остался верен правительству, чем отчасти и объясняется применение США новых экономических рычагов в виде блокирования счетов PDVSA. Несмотря на очередные заявления о рассмотрении возможности использования военной силы, перспектива её реального применения как отдельно американским контингентом, так и в форме «межамериканской» интервенции, невысока. Кандидатами на участие в такой операции выступают Колумбия и Бразилия, однако при всём негативном восприятии режима Мадуро их политическими элитами, реальные материальные и людские потери могут оказаться для них неприемлемыми. Наконец, сам прецедент будет иметь непредсказуемые последствия.

Несомненно, в качестве «главного приза» в Латинской Америке для США выступает установление контроля над военной политикой Бразилии, крупнейшей военной державы региона. Активные вооружённые силы насчитывают около 335 тыc. человек. Оборонные расходы в 2017 г. составили 29,2 млрд долл. (1,4 % ВВП)³². На неё приходится более 40% затрат на оборону в Латинской Америке. Бразилия не только претендовала на обладание ядерным оружием, но и активно диверсифицировала военно-технические связи³³. Страна заключила сеть военных соглашений со всеми странами Латинской Америки, из которых наибольшим прорывом было сближение с историческим соперником в лице Аргентины.

В период правления Партии трудящихся (PT) при президентах Луисе Инасио Лула да Силве (2003–2011) и Дилме Руссефф (2011–2016) Бразилия пыталась развивать региональную тенденцию в сфере военного сотрудничества. Одним из главных её проявлений стало созданием в рамках UNASUR Южноамериканского совета обороны с его военной школой. Пожалуй, наиболее «провокационной» перед лицом США стала поддержка венесуэльской идеи о создании общих вооружённых сил UNASUR. Этому проекту не суждено было сбыться, особенно после того, как Бразилия в 2014 г. вступила в полосу экономической рецессии. При этом независимая внешняя политика не слишком препятствовала поддержанию взаимовыгодного сотрудничества с Вашингтоном. В 2010 и 2015 гг. были заключены соглашения «О сотрудничестве в оборонной сфере» и «Об обмене информацией конфиденциального и оборонного значения»³⁴.

После импичмента Руссефф в августе 2016 г. и прихода к руководству страной Мишела Темера (2016–2018) Бразилия начала стремительный дрейф вправо. Помимо сворачивания значительной части социальных программ предшественников, новое правительство стало отчётливо переориентироваться на США в области внешней политики. В марте 2017 г. две державы подписали соглашение о сотрудничестве в разработке и торговле продукцией военного назначения³⁵. Теперь Бразилия фактически согласовывала с США свои проекты по оснащению вооружённых сил, включая технологии двойного назначения. В этом ключе можно рассматривать покупку в феврале 2018 г. 51% акций бразильского авиагиганта Embraer корпорацией «Боинг»³⁶. В мае 2018 г. на постоянной конференции США и Бразилии по безопасности в Вашингтоне была подписана двусторонняя повестка из 10 пунктов, где значилось и совместное развитие проектов по космосу Главным среди них является предоставление США права использовать космодром Алькантара в штате Мараньян ³⁷.

Свидетельством усиления американского контроля стали военные учения нового типа AMAZONLOG, впервые проведённые в ноябре 2017 г. близ Табатинги в труднодоступной части бразильской Амазонии, в которых упор делается на логистику и единство взаимодействия армии с гражданскими органами³⁸. Однако если раньше трансграничное взаимодействие определялось лишь странами-участниками, то AMAZONLOG находится под контролем Южного командования США. В ноябре 2017 г. Темер предложил провести на севере страны военные манёвры «Объединённая Америка» (America United) в составе сил США, Канады, Бразилии, Аргентины, Колумбии, Перу и Панамы. Столь масштабные манёвры критики связывали с планами по созданию многонациональной военной базы на территории Бразилии для вторжения в Венесуэлу, что бразильское верховное командование категорически отрицало³⁹. Многосторонние военные учения с участием стран Латинской Америки свидетельствуют о том, что США пытаются сделать более централизованным контроль над оборонным строительством стран региона, что в дальнейшем будет обуславливать объёмы предоставляемой помощи.

С точки зрения выстраивания военного сотрудничества с Бразилией очень симптоматичным было латиноамериканское турне бывшего министра обороны США Джима Мэттиса в августе 2018 г. Глава Министерства обороны посетил Бразилию, Аргентину, Чили и Колумбию, уделив немало времени китайской угрозе в Западном полушарии⁴⁰. Выступая перед курсантами бразильской военной академии, Мэттис выразил обеспокоенность ростом «политизации военных» в обеих Америках⁴¹. Избрание президентом Бразилии в октябре 2018 г. ультраправого депутата от Социально-либеральной партии Жаира Болсонару, в прошлом армейского капитана, действительно может создавать некоторые трудности для избранной США линии в отношении военных. Он неоднократно заявлял о том, что считает назначение военных на ключевые посты эффективным средством решения проблем страны. В его кабинете 7 из 22 министерских портфелей достались кадровым военным. Выступая апологетом бразильской военной диктатуры 1964–1985 гг., Болсонару обещал наращивать военное сотрудничество с Вашингтоном. Через два дня после своей инаугурации он допустил возможность создания на территории страны американской военной базы, чем вызвал критику в рядах самого бразильского генералитета, известного своей ревностной заботой о национальном суверенитете⁴².

За прошедшие несколько десятилетий вооружённые силы Латинской Америки претерпели немало изменений, в том числе и под влиянием США. Несмотря на их «демократизацию» и профессионализацию, они всё ещё являются объектом самых разных форм контроля. Разница даже по сравнению с первым десятилетием XXI века состоит в том, что значительно бóльшие усилия передоверяются самим латиноамериканцам. Особая роль отводится региональным и субрегиональным ключевым странам-партнёрам, которые поднимают других до американских стандартов. В первую очередь, речь идёт о таких странах, как Колумбия, Мексика и Перу, в течение многих лет опирающихся на американскую помощь. Участие США в коллективной обороне и безопасности меньше бросается в глаза, но от этого оно не утратило глубины. Вместе с тем, по ряду направлений произошла настоящая «перезагрузка» военного присутствия в виде новых форматов военных учений. Движение политического маятника региона «вправо» создаёт для этого благоприятные условия. Правомерно говорить о том, что военная составляющая межамериканской системы переживает возрождение.